– А самое интересное-то ты пропустил!

Сейчас времени было за полдень - а на рассвете в селе накрыли шайку бандитов. Те убивали и грабили на окрестных дорогах - грабили чаще, убивали редко, но и того хватало, чтобы заслужить славу отъявленных негодяев.

Прятались где-то в холмах; говорили, главный у них на самом деле был барсуком и знал тайные тропы, а если совсем припекло, щелкал пальцами - и вся шайка в барсуков перекидывалась, уходили по норам.

И вот изменила им удача, нагрянула земельная стража. Всех переловили, связанных, провели по главной улице.

А тут эта девчонка...

Лиани - то ли опять жар начался, то ли разыгралось воображение - будто сам все увидел, а не просто лился в ухо приятный, чуть хрипловатый голосок.

Ей было столько же, сколько этой служаночке - лет семнадцать. Аянэ в селе знали как слегка тронутую - говорят, в детстве она заблудилась в болотах и невесть чего там насмотрелась, прежней больше и не была. А матери Аянэ что делать - любила и такую дочь. Ее и саму считали неудачницей: муж провалился под лед, в лихорадке сгорел за два дня, братья тоже не зажились: одного убили в драке, другой повздорил со старостой и был отправлен на выселки, там и остался навечно. Женщина плела корзины и кое-как перебивалась, согнулась до времени. А дочка повадилась уходить в холмы и там встретила красивого молодого разбойника. Так что в скором времени корзинщица ждала внука.

Аянэ же... бродила по улицам, улыбалась, песенки напевала. Видно, что счастлива.

Когда увидела любимого своего - в крови, полуживого, в окружении стражников, сперва просто пыталась пробиться к нему через толпу, молча, сосредоточенно, а толку-то - скорее рыба по песку проползет. Потом исхитрилась, у кого-то между ног пробралась. Почему на дурочку сразу внимания не обратили, неясно, только один из земельных ее разбойника по лицу ударил. Тогда она подскочила, рысью накинулась на главного и давай кусаться.

Он так отшвырнул Аянэ... неудачно очень пришлось, на угол телеги, девушка разбила висок. И ведь намеренно с силой толкнул, видно, разгневался за укусы. Посмотрел, как она лежит, а под головой натекает красное, усмехнулся и дальше пошел.

Тут и мать подоспела, то трясет дочку, то баюкает, но толку нет. А потом как закричит проклятие вслед... мол, чтоб тебе в жизни доброго слова не слышать. Только ведь, хоть и сила в материнских словах, разве это проклятие? Они-то, такие, привычны... А за добрым словом ходить далеко не надо, только двери веселого дома открой.

После рассказа Кэйу на душе крысы попискивали. Девушка еще какое-то время покрутилась рядом, потом, сообразив, что они-то в гостинице эту историю сто раз меж собой и гостями перетерли, а Лиани только услышал, покинула комнату, пообещав ждать внизу. Заботливая - медное зеркальце ему оставила, а еще раньше принесла воду, умыться.

Приведя себя в порядок, юноша снова уселся на кровати, глядя на затянутый бумагой оконный переплет. Он светился оранжевым - стемнело уже на улице, фонари бросали теплый свет. Сейчас проверить лошадь свою, а потом... В зал не хотелось; там, верно, снова и снова вспоминают сегодняшнее. Уже и разбойники те мертвы, а где-то в бедном доме, может, мать сидит у тела своей неразумной дочери.

Нет, не хотелось в зал. Лучше и вовсе прочь со двора, пройти по снежку - Кэйу говорит, с полудня его много нападало.

Пол под ногами ощущался еще несколько шатким, в остальном все вроде было в порядке. Лиани спустился, прошел через угол зала - а народу и вправду много сегодня, верно, пришли посидеть и местные. Сбоку, недалеко от входа, отгороженный грубоватой узорной решеткой, стоял небольшой стол - видно, для особых гостей. Человек с широковатым жестким лицом катал перед собой кружку, чуть прикрыв веки, будто надоело все на этом свете. И повязка головная - не со знаком отряда. А темно-синяя, с золотом вышитым жаворонком. Рядом с Нэйта-младшим сидели двое незнакомых юноше земельных стражников.

Ох ты ж... Где бы встретить.

Сразу заныла каждая косточка, напоминая о прошлой встрече. Горло сдавило, почудился запах крови, потрескивание пламени в жаровне, бесконечное солнце, от которого не укрыться, все так явственно - словно и не было ничего после. Вся недавняя слабость вернулась, не мог сейчас сделать ни шагу.

Макори был пьян. Хоть и попробовал Лиани отступить, затеряться, юношу он заметил. Вскинул мутные глаза:

– Я тебя видел.

Поманил Лиани. Тот вынужден был подойти.

– Так где я видел твое лицо?

Лиани молчал, пытаясь придумать ответ. Голова гудела, мыслей не было ни одной. Макори вдруг ухмыльнулся, сказал собутыльникам "Пошли прочь" и велел юноше сесть напротив. Когда остались одни, произнес:

– Гадаешь, как бы соврать? Не трудись. Я вспомнил тебя. Так что, снова попытаешься убежать?

– Нет.

– Отчего такой смелый?

– Это не смелость. Тогда я не мог бросить одного человека.

– Наверняка бабу, - рассмеялся Макори.
– Мне рассказывал этот твой...Орни. Но я бы и сам понял...