Лиани сказал, что ездил выручать друга. Ложь, конечно, и все-таки не такая уж наглая.

А теперь нередко просыпался, готовый то ли бежать, то ли обороняться - снились и горы, и бесконечная скачка, и лицо Макори Нэйта. Снилось, что тот передумал, и отправил людей по следу. Энори не приснился ни разу - Лиани ведь никогда и не видел его лица, но часто он был где-то рядом, в метели или невидимый в затененных расщелинах.

Но сны - ерунда, и прекратятся со временем. А он... теперь все успеет. Услышит еще, как тростник шуршит у озера - вечный их, неизменный шорох, увидит, как стрекозы летают, серебряные над темной заводью. Увидит родных... хотя вот им пока непонятно, как на глаза показаться. Отправил письмо...

И Лайэнэ написал, с горячей благодарностью. Вышло неловко, но как уж сумел... Оставалось надеяться, она поймет - и что он всегда теперь готов отплатить, чем может.

От ворот, ведущих сюда, во внутренний двор, послышались возбужденные голоса. Лиани прислушался.

– Господин Нара-старший, - сказал Шу, безуспешно отряхивая уголь с рук и кожаного передника.
– Говорят, в оружейных мастерских Осорэи он и вовсе ночует, сюда все же сутки езды.

– А говорили, болен...

– Сейчас всем достанется, - проговорил один из кузнецов, черно-серая от угля головная повязка его была намотана кое-как.
– Опять не успели. Он хочет, чтобы мы за месяц исправили то, что сами они натворили.

– Не заговаривайся, - одернул его другой мастер.

– Скажи, я неправ? Мы свою работу всегда выполняли. И где она? На сторону продали, или покидали в овраг? Не мы отвозим оружие, а убиваться, не отходя от горна...
– он сплюнул, махнул рукой, отошел.

– Нас обещали наградить, - неуверенно произнес подмастерье, слишком хлипкий на вид для работы в кузне.
– Господин Нара всегда держит слово.

– Станем калеками тут, нужна потом та награда, - пробурчал кто-то.

Створки ворот распахнулись. Аори Нара, сильно хромая, появился во дворе, черный, как вездесущий уголь, и жесткий, как металл. Заговорил со старшиной, принялся обходить кузни. Тяжело двигался, в прошлый приезд Лиани запомнил его не таким. Сейчас Нара-старший еще бодрился, но видно было, как ему плохо. Но ведь не годы причиной, не так стар глава Дома.

Лиани думал, хоть кто-то из недовольных выскажется, но нет - все молчали. И не из страха же, неробкие тут люди.

– Вы хорошо потрудились, - голос был сиплым и зыбким.
– К сожалению, придется еще. Но я повторю обещание - каждый...
– господин Нара не договорил, согнулся, закашлялся и повалился на бок.

**

Снег с ветвей сосен мягко падал на всадника и его коня, добавлял пушистости оторочке капюшона, оттенял черноту волос. Кайто ехал медленно, наслаждаясь тишиной зимнего леса - недолго ему осталось быть таким, скоро сугробы посереют и опадут, появятся проталины. Лицо юноши разрумянилось от мороза, он, нечасто любовавшийся природой, сейчас удивлялся, как красивы деревья зимой.

Поехал без сопровождающих; рассудил - ему, одному из лучших всадников провинции, проще будет добраться до нужного места и вернуться, никого не сажая себе на хвост. И не будет ненужных свидетелей.

Сорока взлетела, осыпалась снежная пыль с ветки. Кайто сперва вздрогнул, потом поглядел птице вслед: хороша она все-таки, особенно зимой, черно-белая, как снег и темные стволы, и немного зеленого и синего отлива - как раз хвоя и тени. Но все-таки не хватает чего-то яркого, правы столичные модники, любящие по зиме носить красное. Хотя и его одежда хорошо смотрится в снежном лесу. Приосанился: жаль, не видит никто, а ведь картина достойна кисти художника: в глуши - всадник на великолепном гнедом, голубая куртка поблескивает вышивкой...

По правде сказать, никакая это не глушь, так, лесок в предместье, через который удобно срезать дорогу. Господин Кэраи Таэна никак не минует селения Сон, от него самый короткий путь к городским воротам, а к селению сходятся другие дороги. Судя по обрывку письма, он должен быть там сегодня-завтра. Если вдруг чудом уже уехал, Кайто нагонит в пути. Нет - подождет.

Облачко закрыло солнце, будто огромный зверь лапой. Юноша опасливо оглянулся , неуютно стало. Все-таки впервые в лесу один. День, да... но, возможно, он погорячился, не взяв ни одного провожатого. Как неприятно, будто следит кто из-за частокола сосновых стволов. Кайто завертел головой, затем осознал, что лошадь тоже испугана. Снова проглянуло солнце; страх не уходил. Но разбойников тут, в предместьях, не может быть. Люди Макори свое дело знают.

Лоб стал влажным, несмотря на морозец, сердце сдавило.

– Пошел, чего ползешь!
– ударом направил коня в галоп. Прикинул, сколько еще ехать по лесу: по всему выходило, не больше четверти часа. Кто только прокладывал эту тропинку, не могли попрямее...

Черное птичье тело разорвало воздух перед мордой коня, тот вскинулся на дыбы, заржал. Кайто почувствовал, что летит. "Ладно хоть стременем не зацепился", мелькнула мысль. Потом был снег, облепивший лицо, и острая боль.

Очнулся, спиной ощутив жесткое, видно, камни и корни. Снег в овражке спас его при падении, но очень болела нога. Попытался сесть, в голове и колене словно разлетелся на части куст чертополоха. Лошади видно не было, Кайто ей посвистел, но без толку. Приподнявшись на локте, все-таки осмотрелся. Все тихо и мирно, потемнели деревья, закатное золото в воздухе, синие и золотые полосы на снегу... Провалялся тут не менее часа, спасибо, что не замерз. Крикнул раз, другой, третий, громче и громче - небольшой ведь лесок, люди должны быть недалеко. Никто не отзывался на голос. К боли немного привык, начало наползать неприятное чувство - и вправду один. Кричи, не кричи... Снова страх потянулся тонкими прозрачными пальцами.