В то же время юридический позитивизм, длительное время господствующий в нашей стране, самым непосредственным образом влияет на процессы и результаты принятия правовых актов российскими правотворческими органами. Например, в ст. 392 ГПК РФ кроме традиционных и понятных «вновь открывшихся обстоятельств» законодателем введены спорные «новые обстоятельства», к которым теоретически неубедительно отнесены, например, «признание Конституционным Судом Российской Федерации не соответствующим Конституции Российской Федерации закона, примененного в конкретном деле, в связи с принятием решения по которому заявитель обращался в Конституционный Суд Российской Федерации» (выделено мной. – В. Е.). Во-первых, Конституция является не «обстоятельством», тем более «новым», а фундаментальным национальным правовым актом, действовавшим на момент принятия спорного судебного акта. Во-вторых, в данном случае возникла обычная иерархическая коллизия между законом и Конституцией Российской Федерации, которая могла быть преодолена судом в процессе рассмотрения конкретного спора (ad hoc) в соответствии с ч. 1 ст. 15 Конституции.

Вместе с тем, такой вывод законодателя в действительности является не случайным, поскольку длительное время Конституция не признавалась в доктрине «правом», подлежащим прямому применению. Весьма характерно и то, что действующие кодексы также не содержат норм материального права о прямом применении Конституции РФ. Например, ч. 1 ст. 5 ЖК РФ содержит следующую норму права: «В соответствии с Конституцией Российской Федерации жилищное законодательство находится в совместном ведении Российской Федерации и субъектов Российской Федерации». Наконец, ч. 8 ст. 5 ЖК РФ ограничивает иерархические коллизии только Жилищным кодексом РФ. В то же время Пленум Верховного Суда РФ в п. 2 постановления от 31 октября 1995 г. № 8 «О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия» разъясняет: «Согласно ч. 1 ст. 15 Конституции Российской Федерации Конституция имеет высшую юридическую силу, прямое действие и применяется на всей территории Российской Федерации. В соответствии с этим конституционным положением судам при рассмотрении дел следует оценивать содержание закона или иного нормативного правового акта, регулирующего рассматриваемые судом правоотношения, и во всех необходимых случаях применять Конституцию Российской Федерации в качестве акта прямого действия» (выделено мной. – В. Е.).

В связи с этим, полагаю, признание федерального закона, примененного в конкретном деле Конституционным Судом РФ, не соответствующим Конституции РФ, более обоснованно относить не к «новым обстоятельствам», а, например, к нарушению или неправомерному применению норм материального права, к основаниям для отмены или изменению решения суда, например, в кассационном порядке (ст. 387 ГПК РФ) или к существенным нарушениям норм материального права, повлиявшим на исход дела, основаниям для отмены или изменению судебных постановлений в порядке надзора (ст. 391.9 ГПК РФ).

21 февраля 2008 г. в Совете при Президенте по вопросам совершенствования правосудия, в частности, обсуждался проект Федерального закона «О внесении изменений в статьи 392 и 395 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации», в соответствии с которым предлагалось ст. 392 ГПК РФ дополнить пунктом следующего содержания: «установленное Европейским Судом по правам человека нарушение положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод при рассмотрении судом Российской Федерации гражданского дела, связанного с применением федерального закона, не соответствующего Конвенции о защите прав человека и основных свобод, либо иными нарушениями Конвенции прав человека и основных свобод». В пояснительной записке была указана цель законопроекта – приведение ГПК РФ в соответствие с Европейской Конвенцией «О защите прав человека и основных свобод».

Вместе с тем, согласно ст. 1 Федерального закона «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней» «Российская Федерация в соответствии со статьей 46 Конвенции признает ipso facto (в силу самого факта) и без специального соглашения юрисдикцию Европейского Суда по права человека обязательной по вопросам толкования и применения Конвенции и Протоколов к ней в случаях предполагаемого нарушения Российской Федерацией положений этих договорных актов…» [141] .

Таким образом можно сделать вывод о том, что Конвенция о защите прав человека и основных свобод, а также ратифицированные Россией Протоколы к ней, в толковании Европейского Суда по правам человека являются обязательными для российских правотворческих, исполнительных и судебных органов государственной власти, т. е. данная Европейская конвенция, а также Протоколы к ней № 1 и № 4 с 5 мая 1998 г. являются для России обязательным международным правом. При таком понимании системы права представляется дискуссионным вопрос об отнесении установленных Европейским Судом по правам человека нарушений о защите прав человека и основных свобод при рассмотрении судом Российской Федерации гражданского дела, связанного с применением федерального закона, не соответствующего Конвенции о защите прав человека и основных свобод, либо иными нарушениями Конвенции о защите прав человека и основных свобод к вновь открывшимся или новым» обстоятельствам». Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод и ратифицированные Россией Протоколы к ней являются видом международных договоров. В силу ч. 4 ст. 15 Конституции РФ международные договоры Российской Федерации являются «составной частью ее правовой системы. Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора». Следовательно, Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод, а также ратифицированные Россией Протоколы к ней необходимо рассматривать в качестве одного из международных договоров, имеющего приоритет над федеральными законами, а не вновь открывшимся или новым «обстоятельством».

Принимая во внимание изложенные правовые аргументы, полагаю, более обоснованным является иное предложение, сформулированное в п. 9 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 10 октября 2003 г. № 5 «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации»: «При осуществлении правосудия суды должны иметь в виду, что по смыслу ч. 4 ст. 15 Конституции Российской Федерации, ст. 369, 379, ч. 5 ст. 415 УПК РФ, ст. 330, 362–364 ГПК РФ неправильное применение судом общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации может являться основанием к отмене или изменению акта. Неправильное применение нормы международного права может иметь место в случаях, когда судом не была применена норма международного права, подлежащая применению, или, напротив, суд применил норму международного права, которая не подлежала применению, либо когда судом было дано неправильное толкование нормы международного права».

Вместе с тем, действующая ст. 392 ГПК РФ «Основания для пересмотра судебных постановлений, вступивших в законную силу (по вновь открывшимся или новым обстоятельствам)», к сожалению, содержит п. 4 ч. 4, в соответствии с которым к новым обстоятельствам, в частности, относится «установление Европейским Судом по правам человека нарушения положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод при рассмотрении судом конкретного дела, в связи с принятием решения по которому заявитель обращался в Европейский Суд по правам человека».