Шрифт:
Вдруг качели достигли максимума и застыли с висящим вниз головой Витьком Полянским.
Все дружно подняли головы вверх.
Качели чуть качнулись вперед, и Витек сделал солнышко. Качели со свистом понеслись по новому кругу, и Витек Полянский сделал второе солнышко, а затем третье.
– Ух ты!
– восторженно вскрикнула девочка Лиза.
– Я так не умею!
– Хочешь - научу!
– прокричал Витек, пролетая мимо всей компании и уносясь под небеса.
– Ага, - Лиза кивнула головой.
Витек Полянский перестал улетать на высоту, остановил качели, зацепив несколько раз носками кроссовок о песок, спрыгнул и предложил Лизе снова занять место на планке.
Несколькими сильными движениями он разогнал качели, и Лиза взлетела вверх очень высоко.
Раздался визг, и девочка оказалась на максимальной высоте. Синее платьице мягко опало, и на секунду открылись ее беленькие трусики. Все застыли. Егор увидел расширенные глаза девочки, и что-то дернулось у него в груди, а она уже летела по кругу, и синее платье волнами охватывало ее стройные ножки.
Когда девочка спрыгнула с качелей, Егор бросился к ним, мгновенно раскачался, взлетел высоко-высоко, и вдруг увидел в окне третьего этажа - лицо отца. И в момент, когда качели со свистом понеслись вперед, Егор с силой оторвался от перекладины, взлетел вверх и приземлился в песок на колени, больно ударившись, и в туже минуту увидел над собой высоко пролетающие качели.
– Здорово!
– сказал Жорка Игорьков.
– Я так тоже умею, - пренебрежительно обронил Витек Полянский, - пошли новую вещь покажу, классная приставочка, - батя вчера купил.
И они все, кроме Егора, пошли за Витьком Полянским.
Забытый велосипед стоял, прислонясь к скамейке, словно обиженный на хозяина.
– Плохо!
– сказал отец, когда Егор вернулся домой. После этого отец заставлял Егора по нескольку раз делать "солнышко", но Лизы рядом почему-то не оказывалось.
А в сентябре, когда они стали пятым "А", Анна Серапионовна, тогдашний их классный руководитель, посадила его рядом с Лизой, и Егор увидел ее ярко-синие глаза так близко, что ему стало как-то неловко, и он опустил глаза. И тут же он заметил, как ухмыльнулся с соседней парты Витек.
Через месяц Лиза пришла в школу с губами, накрашенными яркой розовой помадой, и с такими большими темно-синими глазами, что Егор не сразу ее узнал. На первом же уроке в класс ворвалась директор школы Екатерина Павловна, схватила Лизу за руку и потащила к умывальнику. Лиза вырывалась, плакала, все сидели притихшие.
– Анна Серапионовна, разве вы не видите, что у вас ученица пришла накрашенная, как девица с панели?
– резко бросила директор. Та густо покраснела, стала крутить в руках указку.
– Чтобы это было последний раз!
– грозно приказала Екатерина Павловна, - а мать ее вызовите ко мне в субботу.
Лиза, плача, вернулась за парту и села, размазывая по лицу темную краску, девочки испуганно молчали, а мальчики поглядывали в сторону их парты.
Егор хотел как-то успокоить Лизу, подарить ей что-нибудь. В портфеле у него был тетрис, купленный мамой неделю назад. Он наклонился к рюкзаку и осторожно достал игрушку, толкнул Лизу в бок и протянул ей подарок. Она перестала плакать, и Егор снова увидел ее синие-синие глаза, вокруг которых была размазана фиолетовая краска. А на пухлых губах все еще была видна розовая помада.
Стальные пальцы схватили егорово ухо так внезапно, что он не сразу понял, что произошло. Анна Серапионовна, с лицом, по которому ходили красные пятна, потащила его к дверям, и он успел только заметить ухмыляющуюся физиономию Полянского.
А с седьмого класса та же Серапионовна посадила Лизу и Полянского вместе, и Егор снова мучительно это переживал. Витек всегда смотрел насмешливо и на каждое чужое слово ухмылялся.
Как-то раз классе Хазин крутил на подставке какое-то колесо, показывая возникновение электричества. Светлые спицы слились в белый круг, и Егор снова увидел себя во дворе, семилетним. Тогда, за торцом их шестнадцатиэтажки, - Егор, которому разрешалось гулять одному, хотя бабушка и возражала, - обследовал свалку, устроенную какими-то уезжающими соседями из домашнего имущества. Среди полуразломанной мебели: шкафчика с оторванными дверцами, треснувшими цветными стеклами, стульев, спинки дивана, провалившегося кресла - Егора привлек медный обруч, наверное, от велосипедного колеса. Гошка с помощью Жорки Игорькова прикрепил к обручу палку и погнал его по двору. И все ребята, увлеченные до этого кто самокатом, кто велосипедом, кто суперновым пистолетом с тремя насадками и сменяющимся звуком стрельбы, бросились за Егором, а он бежал, катя свой обруч, и чувствовал себя на вершине блаженства. Обруч разогнался и сам уже летел по двору, пока какой-то владелец дорогой иномарки не поймал его перед самым передним бампером своего авто.
– Атас!
– закричал кто-то из ребят, и все брызнули врассыпную.
А владелец иномарки еще долго ругался, грозился, и мальчишки прятались за домом.
Вечером Егор рассказал маме об этом.
– У нас в детстве во дворах машин не было, - сказала мама, - всегда можно было играть свободно.
– Мам, а во что вы играли?
– Володя, во что мы играли?
– спросила мама, снимая туфли и поправляя перед зеркалом в прихожей свою очень красивую прическу, которую ей делала тетя Галя, раз в месяц приходившая к ним на дом.