Ах да, я совсем забыла про главного комиссара! В целом можно сказать, что в нашем отделе все были комиссары, как в игре мафия, потому что все мы по-своему занимались вопросами безопасности. Но как в любом давно или недавно сложившемся коллективе, был среди нас самый главный. Он отличался от Иониса тем, что был русским, а вопросы задавал не прямо, а невзначай, в пустой болтовне о том о сём.

Он сидел в то лето по диагонали от меня и всячески со мной любезничал. Особенно он порадовался тому, что я снимала в том районе Москвы жильё, где он прежде жил со своей семьёй. Он был настоящим семьянином и профессионалом своего дела. Его не любили всем коллективом, потому что боялись.

Его фигура, рост и род занятий кому-то внушали отвращение. Отчего-то, народ думал, что ему известно всё и обо всех, что он бывший КГБ-шник и вообще нехороший человек. А мне он нравился. Своей «советскостью», словами «могу доложить», дисциплиной и качественной, по-своему самостоятельной исполнительностью он напоминал мне отца. К женщинам он относился осторожно, но с большим уважением, был вежлив всегда, и это не было наигранно.

Вот так и проходило то моё лето – в работе, в запарках в метро, в ежедневной усталости. Темп жизни сильно изменился по сравнению с институтом, а ответственность возросла. И только моральная поддержка таких мужчин, как Ионис и главный комиссар, здорово заряжали меня и делали моё положение в жизни не таким унылым, как мне могло показаться на первый взгляд.

Я возвращалась домой в один из самых дешёвых районов Москвы с обыкновенными магазинами, в которых продавщицы стоят за прилавками и советуют, что лучше взять. Могут ответить на вопрос, когда привезли товар, знают покупателей в лицо и здороваются. Таким продавщицам мне было не стыдно признаться, что я не знаю из какого мяса лучше варить борщ, а из какого щи.

В общем, эти магазины для таких как я – приезжих, снимающих жильё одиноких провинциалов. Там было всё просто и понятно, и как это заведено в провинции, с долей живого общения. И выходя из магазина, я чувствовала, что не просто закупила продукты на неделю, но ещё и побыла с людьми.

Я заходила в свою съёмную комнату, раздевалась, включала сериал на ноутбуке и засыпала. Так проходил каждый мой вечер, только количество просмотренных серий варьировалось в зависимости от того, вернулась я из фитнес-клуба или приехала сразу с работы.

Съехав из общежития, я приобрела простую и самую необходимую мебель в «IKEA». Но небольшая часть вещей до сих пор была не разобрана и хранилась в коробках. Это были, в основном, книги и учебные материалы, которыми я не пользовалась со дня окончания института. Ведь я теперь зарабатывала деньги, а знания мне для этого не были нужны. Совершение простых манипуляций в EСXEL’е, Business English и техническая грамотность были более чем достаточны.

Главное, что нужно было усвоить в первые месяцы работы – это то, что наша компания – лучшая. «Best place to work», «job of a dream» – эти фразы произносились на общих собраниях в самом мотивирующем контексте. Мантра, помогающая вставать по утрам.

Нужно было стать хорошим «team player» и тогда – повышение, поездки, «team building’и» заграницей перестанут быть мечтой. Моя проблема заключалась только в том, что я об этом никогда не мечтала.

Я видела всё иначе: что я работаю не на себя, а на компанию. Я как бы не имею своего мнения, потому что должна отвечать ценностям роста. KPI, заданной программе, адаптируемой HR. А для них – консалтинговыми фирмами. Я ничего не создаю. И после того, как я ухожу с работы, после меня там ничего не остаётся, кроме электронного облака деловой переписки с поквартальной отчётностью в ней.

***

Босс продолжал интересоваться мной, моей жизнью и был приветлив. Однажды Ионис спросил меня, кто я больше, европеец или человек востока. На английском вопрос звучал лаконичнее, но повторюсь, в то время я вела себя как рыба, выброшенная на поверхность судна. Только хлопала глазами, немного брыкалась в страхе, что сейчас же задохнусь, если не смоюсь оттуда. А в происшедшем обвиняла саму себя – не фиг было так высоко подпрыгивать, не оказалась бы в лодке, которая куда-то уверенно плывёт. Чтобы отвечать ему хоть что-то вразумительное, мне не хватало уверенности в себе, времени и средств, чтобы привести себя в порядок и вспомнить английский.

Мы курили с Ионисом наедине, когда однажды он спросил меня:

– Masha, do you have a boyfriend?

И я ответила:

– Yes, I have.

На самом деле, это был «выходной брак» – брак выходного дня. Два дня в неделю я вела себя, как обычная молодая женщина – наводила порядок в доме, стирала, готовила и иногда отдыхала. Но наши отношения, начавшиеся в студенчестве, доживали свой последний год, как старая женщина доживает свою жизнь в одиночестве, еле передвигая ноги по истертому полу. Они не просили уже не есть и не пить, потому что просто забывали об этом. Зато статус «есть друг» защищал меня – то от лишних вопросов, то от новых affairs. Affair – это не сказать, что влюбленность или интрижка. Это, как говорили в моем городе, «замут».

На следующий вопрос:

– Does your boyfriend know, that you smoke?

Я ответила по-русски:

– Нет.

Ионис сделал правильные выводы и рассказал эпизод из одного из своих любимых сериалов. В нем мужчина заявляется домой к понравившейся ему девушке, и говорит:

– I have no time for any romantic affairs, but I want to be with you.

Мы стояли с Ионисом вдалеке от башен, практически на проезжей части и достаточно далеко от вращающихся дверей у входа и курящей толпы работников офисного улья. Чтобы я услышала эти слова, сказанные эмоционально, но tete-a-tete.