– Почему ты?
– я всё ещё ничего не соображаю, чёртовы лекарства.

– Потом, одевайся быстрее. Нужно уходить, - Алан сдирает с моей руки бирку и прячет под подушку. Бросает мне на колени джинсы.

А я не двигаюсь. Внезапно понимаю. Вспоминаю снова кого я жду.

– Алан. Я не могу. Я должна дождаться...

Алан замедляется, словно раздумывая, затем тихо произносит:

– Он не вернётся, Иванова, он ушёл.

Мы оба знали, что говорим об одном и том же человеке. Об одном оборотне. Я открываю рот, чтобы узнать то, что знает Алан.

– Поговорим позже,- перебивает Алан.
– Здесь скоро будет врач. Твои фальшивые документы действуют только в столице штата, там, где их сделали, и если ты не хочешь провести ночь в полицейском участке - одевайся.

Коротко и ясно. Больше я не сопротивляюсь. Через пять минут мы в коридоре. А в здании уже полно людей.

– Сколько я здесь была?
– озвучиваю я внезапную мысль.

– Больше недели.

– Что?!
– как долго... выходит, он и правда ушёл...

Алан тащит меня, ловко лавируя между людьми, прикрывая, когда мимо проходит кто-то из медперсонала.

– Он что-нибудь тебе говорил?
– спрашиваю я у Дитона, когда мы оказываемся на улице.

– Чтобы не искали, - коротко отвечает он, вынимая из кармана куртки мой телефон.
– Нужно внимательней следить за вещами.

Ноги подкашиваются, когда эта пластиковая тварь падает мне на ладони. Включен. На заставке еготатуировка. Флешки нет на месте. Блядский Боже!.. Земля начинает неистово вращаться под ногами.

– Только не это. Только не так...

– Ты что, не всё сказала ему?
– Алан удивлённо поднимает брови, кладёт руку мне на плечо, поддерживая мой раскачивающийся корпус.

Я только качаю головой. Господи-боже! Даже не представляю, что он чувствовал, когда смотрел всё это. Что он подумал, когда понял. Догадался ли он откуда я? Надо было ему сразу сказать. Но разве так можно? Лить раскалённое масло на незажившие раны. Такие следы никогда не заживают. Насколько же это больно - вновь увидеть Пейдж, Талию, и то, как он задыхался от боли, совершив первое в своей жизни убийство. Или, кажется, это мне не хватает воздуха.

– Эй! Эй! Тише, у тебя паническая атака. Успокойся, - Дитон встряхивает меня, пытающуюся удержаться на ногах.

– Алан, ты знаешь, что это значит? Ещё одно предательство!

Я слепо пытаюсь ухватиться за что-нибудь. Хоть какую-то опору. Но даже стен рядом нет.

– Так. Иванова, посмотри на меня. Смотришь? Слушай: всё в порядке.

Ничего не в порядке Алан. Ничего-блять-не-в-порядке. Я солгала ему. Скрыла от него правду. Эго предали. Снова. Я его предала.

– Иванова, ты немедленно успокоишься и начнёшь дышать, или я накачаю тебя,- Алан подносит к моему носу ампулу.
– Галдол. Выбирай: сама или наркотики?

Нет. Хватит лекарств.

– Сама, - сиплю я.

– Тогда дыши. Медленней, - ровным голосом говорит Алан, и это помогает прийти в себя, сделать первый глубокий вдох.
– Ещё. Ещё. Ещё. Хорошо. Лучше?

Тяжело киваю.

– Идём, пока нас не заметили.

2.2.

Двадцатью четырьмя часами ранее Дитон в двадцатый, очевидно, раз за вечер, закатил глаза. Хейл в двадцатый раз сделал вид, что не заметил.

– Так, - он хмуро посмотрел на такого же хмурого оборотня.
– Я должен вернуться в Бейкон-Хиллс, чтобы забрать её оттуда? Ты прилетел сюда через полштата, чтобы сказать мне это? Почему ты сам её не привёз?

– Потому, что мне нужно уехать, - говорит Хейл, опускаясь на стул.

– Уехать? Ты совсем слепой, Дерек? Она любит тебя.

– Она ошибается.

– Я знаю Иванову три года, она часто ошибается, все держит в себе, но она всегда честна со мной.

– Конечно, всегда, - Хейл бросает на стол перед Дитоном телефон.

– Тогда ты и сам знаешь, о чём я, - нетерпеливо дёрнул плечом советник, включая аппарат, на экранчике которого высветилась обнажённая спина Хейла.