***

Ричи ненавидел их двоих: и Элевен, и Майкла. Им с братом было уже по восемнадцать, а его ненависть к этим двоим не уменьшилась ни на йоту. Кажется, она, наоборот, только росла с каждым новым днём. Он смотрел на этих милующихся голубков, слащаво соприкасающихся лбами и держащихся за ручки, и ненавидел. Ненавидел всем сердцем.

Он ненавидел её огромные карие глаза. Ненавидел её солнечную застенчивую улыбку. Ненавидел её кудрявые тёмные волосы. Ненавидел её чуть смуглую нежную кожу. Ненавидел её тонкую выразительную талию. Ненавидел её длинные ноги с трогательными коленками. Ненавидел её невинность и скромность. Ненавидел её красоту и мягкий характер. Ненавидел её всем своим сердцем и душой.

В тот роковой день двенадцать лет назад он потерял своего брата. Теперь у него не было близнеца, с которым хотелось разделить пополам весь мир. Теперь у него был лишь осколок кривого зеркала. Высокий, темноволосый, без этих уродливых очков на всё лицо и с добрым характером. Осколок, состоящий в отношениях с ненавистной ему девушкой уже порядка десяти лет (да-да, эти голубки начали держаться за ручки ещё в девять лет).

Все вокруг умилялись с них, считали их самой лучшей парочкой Хоукинса. Жених и невеста. Две родственные души.

Карен обожала Джейн Хоппер как собственную дочь, уже лет с четырнадцати считая её своей будущей невесткой и строя на неё большие планы касательно внуков.

Джим Хоппер уважал и ценил Майкла Уилера как родного сына, с восьми лет доверяя ему жизнь единственной дочурки и лет с шестнадцати прикидывая какой-нибудь уютный домик в Хоукинсе для будущей молодой семьи.

А Ричи был ни так ни сяк.

Карен постоянно ругалась на него из-за его учёбы и поведения, устраивала истерики по поводу курения и постоянных вечеринок, с которых он возвращался под утро абсолютно пьяный.

Джим же несколько раз задерживал его на несколько суток, оставляя в участке подумать о своём поведении, и вообще откровенно не любил за склочной характер.

Миссис Уилер постоянно ставила Ричарду младшего брата в пример. Вот какой хороший, послушный, отличник, какую замечательную девушку нашёл, не то что ты, позор для всей семьи.

А тому было откровенно плевать на всё, что ему говорили окружающие. У него было своё видение мира, своё отношение к жизни.

Он ненавидел чёртового идеального Майка, ненавидел красавицу Эл, ненавидел своих мать и отца, ненавидел хмурого Хоппера, ненавидел дебильную школу и родной Хоукинс, находившийся в самой заднице мира.

Ричи ненавидел всех вокруг. И все вокруг ненавидели Ричи.

Ричи ненавидел свою жизнь, когда видел целующихся брата и его девушку. Ненавидел свою жизнь, когда слушал, как за стенкой тихо, но так восхитительно стонет под Майклом Элевен. Ненавидел свою жизнь, когда представлял себе тонкую девичью фигурку, завораживающе извивающуюся на нём. Ненавидел свою жизнь, когда запускал руку в трусы и яростно дрочил, мечтая о нежных и всегда холодных пальчиках, которые бы мягко отстранили его ладонь и сами начали поглаживать под головкой именно так, как он больше всего любит.

Ричи ненавидел свою жизнь и ненавидел чёртову Элевен, приходившую к нему в горячих снах где-то с тринадцати лет, когда он достиг пубертатного возраста.

Ричи ненавидел свою жизнь и ненавидел ботаника-брата, который имел возможность ласкать юное девичье тело с пятнадцати лет, владеть этим самым телом.

Ричи ненавидел свою жизнь и себя.

Ричи ненавидел всех вокруг. И все вокруг ненавидели Ричи.

***

Впервые Ричард занялся сексом с Элевен, когда он с горем пополам заканчивал двенадцатый класс, она сама была ещё в одиннадцатом, и они оба были в школьной библиотеке.

Ричи вообще чёрт знает, как сюда занесло (кажется, ему нужно было закрыть в собственной карточке пробелы напротив давно уже потерянных учебников), а вот девушка бывала здесь едва ли не ежедневно, обожая книги и литературу всей душой.

Он снёс её с ног, повалив на пол, в самом дальнем углу библиотеки. Он был зол и очень неудовлетворён, а она так заманчиво и неловко раздвинула ноги в платье, потирая ушибленную макушку.

Ричи облизнулся и, воровато оглянувшись, буквально прорычал ей в лицо:

— Как же я тебя ненавижу! — И впился ошарашенной девушке в губы.

Он сжимал её, вырывающуюся, в объятиях, прижимая к себе и потираясь пахом о её внутреннюю часть бедра с невероятно нежной — бархатной — кожей.

— Ненавижу, ненавижу, ненавижу, — яростно шептал он, осыпая её шею и ключицы поцелуями, пока она тяжело дышала ему в макушку, но почему-то не кричала о помощи.— Как же я тебя ненавижу, Бог мой!

Она вдруг схватила его за голову и, подтянув к себе, выше, с той же свирепостью впилась ему в губы, обхватывая ногами за пояс и прижимая плотно к себе.