Я поинтересовался у девушки, сидевшей на полу рядом со мной, больно ли это.

— А, он все равно пребывает в состоянии эйфории. Он в своей стихии. Он попросил их сделать это.

Мы стали ждать, когда забьют последний гвоздь в его правую лодыжку. Оказавшись наверху, он открыл глаза и закатил их так, что показались белки, и тихо простонал, на его лице мелькнула глупая улыбка. Одна из девушек стянула с него трусы и прильнула к его яичкам, в то же время потягивая его безжизненный пенис, словно собираясь оторвать этот кусок плоти.

— Боль такая надоедливая штука, — сказала мне девушка, сидевшая на полу.

Я согласно кивнул и пошел дальше. В нескольких ярдах от этого места около пяти Гадюк встали кругом, держа руками свои члены. Они писали, и их целью стала Полетт — я услышал ее голос на несколько октав выше обычного — она лежала на полу в луже мочи. Полетт была пьяна, у нее текло из обоих концов. Она громко просила еще и дразнила их. Как дети, те каждый раз немного отступали и соревновались, чья струя выстрелит дальше.

— Я ныряю глубоко в море! — кричала Полетт, удостоившись очередной волны янтарной жидкости. Она устроила большую игру. Рядом с ней стоял Заклинатель, которым занималась черномазая цыпочка, пока он сам поглаживал свою змею. Пока я наблюдал, стараясь не встречать его взгляда, он оттолкнул цыпочку от себя, подошел и изо всей силы ударил Полетт в лицо.

— Тоскливо смотреть на это дерьмовое зрелище, — сказал я одному из парней, стоявших в кругу. Он бросил на меня убийственный взгляд и сердито пригрозил своим членом, поэтому я удалился.

Все были заняты тем, что совокуплялись, пили или избивали кого-то, так что я оставался почти незамеченным. Мои глаза привыкли к тусклому свету, и я начал различать тех, которые разбрелись по углам. В одном из них, вдали от всех остальных, в полном одиночестве сидела Энн, в ее руке торчала игла. Глаза Энн были мертвы, она находились на дне моря; комок подступил у меня к горлу, я приблизился и инстинктивно обошел ее кругом, как зверь, приближающийся к мертвому сородичу. Энн похудела, она грубо укоротила волосы и еще больше походила на мальчика. На ее щеке появился новый шрам, очень маленький, вырезанный, скорее всего, бритвой: неровная свастика. Дело рук Мертвой Головы. На ней были старые джинсы «Левайс», одна кеда и грязная мужская вельветовая рубашка.

Я влепил ей оплеуху, и ее рот раскрылся, обнажая окровавленные зубы. Через некоторое время она поперхнулась, пришла в себя, бормоча:

— Да. Это ты. Мухи. Тараканы. Ужасные инстинкты — насекомые. Жучки. Сейчас ты обладаешь мною. Можно я сейчас схожу в туалет? У меня болит живот.

Я вытащил иглу из ее руки, поднял ее и положил на чей-то лежавший на полу пиджак. Затем я пошел за водой и полотенцами. Когда я вернулся, Мертвая Голова трогал ее носком.

— Парень, она, похоже, приняла сверхдозу наркотика, — сказал он холодно и деловито. Я прошел мимо него и стал энергично растирать ее.

— Ее надо заставить пройтись. Вот что надо сделать, — сказал он, возвышаясь надо мной и разглядывая нас.

— Что ты с ней сделал?

— Использовал. Для чего же еще созданы девицы? Использовал ее как суповую миску.

— Ты купил наркотик?

— За наркотик она выложила свою щель. Я с такими делами не связываюсь. Но я тебе говорю, чудак, что ее надо заставить пройтись.

— Хорошо. Помоги поднять ее.

К моему удивлению, он помог мне поднять ее, и мы начали ходить с ней туда и сюда, заставляя ее кровь изгонять наркотических демонов. Поддерживая ее, мы весьма дружелюбно разговорились о ее теле, знакомом нам обоим.

— Она прекрасная девица. Но извращенная, испорченная, я хочу сказать, когда берет в рот! — заметил он.

— Да. Но с ней весело.

— Ты трахал ее в зад? Он очень узкий.

— Он неплох, — согласился я. Ведя столь бессмысленный непринужденный разговор, я раздумывал о сумасшедших побуждениях, ощущениях, которые раздирали меня изнутри. Раньше я и не думал снизойти до того, чтобы хоть одним пальцем помочь ей. А тут я напрягал целую руку и проявлял полное участие. Что-то подсказывало, что мне надо держаться с ней вместе, что она мне еще кое-что покажет, если я не буду отставать от нее.

Мы прогуливали Энн минут пятнадцать, и она начала приходить в себя. Это проявилось в том, что она рванула в сторону от нас. Я снова схватил ее.

— Сейчас с тобой все в порядке, — успокаивал я.

— Со мной ничего не произошло, любопытный. Как ты здесь оказался?

— Даниель.

— Тебе лучше уйти.

— Да перестань. Мне все равно. — Я уже сделал пять шагов к выходу, когда она позвала меня голосом, холодным как лед:

— Не смей уходить, пока я тебе не разрешу! — Я повернулся и захромал назад. — Я хочу, чтобы ты кое-что увидел, затем мы пойдем домой, — сказала она.