Шли в основном по ночам. По мере приближения зимы дни становились всё короче, и это было на руку оркам.

Однажды, уже под утро, когда отряд устраивался на днёвку, в лагерь вернулась встревоженная Зора. Вместе с Каршасом и другими разведчиками, способными двигаться быстро и бесшумно, она, как обычно, осматривала окрестности новой стоянки, выискивая возможные опасности.

Ош тоже хотел быть в их компании, но Ургаш не позволил ему. Всякий раз, когда рыжеволосая бестия уходила в неизвестность, Ош не находил себе места.

Решительно затоптав костёр, который разводили сородичи, Зора призвала всех соблюдать предельную скрытность.

— В чём дело? — встревожился Ургаш. — Что ты нашла?

— Я видела его, Кромов камень. — Она указала рукой на запад. — Там, совсем близко.

— Это же отличая новость! — вмешался Ош.

— Нельзя туда идти. — Рядом с Зорой появился Каршас, лицо и одежда которого были густо вымазаны грязью. — Плохое место.

— Плохое место? — Ош вопросительно посмотрел на Зору.

— Пожиратели, — пояснила она. — Много. У них там логово. Не знаю, главное или нет, но большое — это точно.

— Наверное, трупоеды отошли туда после нападения на замок людей, — рассудил Ургаш. — Собирают силы для второго захода на крепость.

— Мы должны помешать им, — твёрдо сказал Ош. — Герцог — наш союзник.

— Герцог — человек, — неодобрительно фыркнул Каршас.

— Он прав, — поддержала коротышку Зора, — пусть люди сами с ними разбираются.

— Мы обходить их на севере, — продолжил Каршас, — узкий проход. Я показать.

— Нет, — отрезал Ургаш, — Дурной Глаз дело говорит. Нужно с ними разобраться. Ургаш не оставляет врагов за спиной.

— Если ветер донесёт до них наш запах, если мы наткнёмся на их разведчиков, — Ош выдержал паузу, — нам всё равно придётся с ними драться. Но тогда мы потеряем наше преимущество — внезапность.

— Но их гораздо больше, — вновь возразила Зора.

— Они не знают, что мы идём. — Нахмурившись, Ургаш посмотрел на Каршаса. — Ведь не знают?

— Они не знать, — подтвердил коротышка. — Они готовиться спать. Укрываться в старых камнях от небесного глаза.

Ноздри Ургаша втянули утренний туман, словно пробуя его на вкус.

— Будет погожий день, — сказал он, окинув взглядом светлеющее небо, и кровожадно улыбнулся какой–то неожиданно остроумной мысли. — Сегодня наш вечный враг станет нашим союзником.

Они не пришли.

С тех пор как Эдуард посетил пустынное святилище, он каждую ночь видел их, но не сегодня. Сегодня место туманной мглы заняли извилистые тропы оазиса. Его шаг был беззвучен, как падение листа. Его глаза были глазами кошки, различающей малейшее движение в ночной тьме.

Впереди стояли два человека. Пустынники. Он знал, что они умрут. Прячась в тенях, он без труда расправится с ними — и никто не сможет поднять тревогу или позвать на помощь.

Поблёскивающий в лунном свете крис беззвучно покинул ножны. Рука давно привыкла к его тяжести, слилась с ним в единое целое. Она была стремительна и безжалостна, как хищник, вышедший на ночную охоту.

Эдуард ничего не чувствовал. Он просто наблюдал, как тела убитых кочевников опустились на песок с перерезанными глотками. Ни звука. Он смотрел на них как на вещи, досадные препятствия, стоящие на пути к цели.

Рука, всё ещё сжимающая окровавленное оружие, откинула в сторону полог шатра. Эдуард увидел себя. Беззаботно спящий на укрытой шкурами циновке, он обнимал трепетное тело Гайде, крепко прижавшейся к нему в ночи.

Только когда Эдуард понял, что смертоносная сталь нависла над его любимой, безразличие оставило его. Внутри поднялась такая ярость, такой ужас, что мысли на мгновение померкли, смешались в неистовый снежный ком, мчащийся с горы в сторону обладателя извивающегося кинжала.

Остановить. Уничтожить. Убить. Разорвать на куски!

«Я должен проснуться», — паническая мысль вспыхнула в сознании Эдуарда, словно клеймо, оставленное раскалённым железом.