Шрифт:
Он не успеет. Рука с кинжалом уже начала страшный путь вниз.
Гайде приоткрыла сонные глаза, которые тут же расширились от ужаса. Во тьме раздались тяжёлые удары. Им вторил испуганный женский крик.
Очнувшись, Эдуард на какое–то мгновение решил, что всё увиденное было очередным кошмаром, но в шатёр тут же ворвались встревоженные люди К'Халима. Дрожащий свет факела выхватил из темноты три силуэта.
Первый принадлежал Гайде. Бледная, как луна, девушка смотрела прямо перед собой. На её лице застыли тёмные бордовые брызги.
У её ног распростёрлось тело незнакомца. Песок в этом месте потемнел от крови, сочащейся из глубокой и страшной раны на его голове. Рука мертвеца сжимала кинжал с длинным волнистым лезвием.
Над убитым возвышался, подобно надгробной статуе, человек в чёрных доспехах легионера. В руках у него не было оружия, но на тяжёлых латных перчатках темнели кровавые пятна. Именно к этому чёрному силуэту был прикован неподвижный взгляд Гайде.
Один из людей К'Халима что–то сказал на языке пустынников, но человек в латах не пошевелился. Тогда янычар осторожно подошёл к нему и опасливо тряхнул за плечо.
На землю с глухим стуком упал шлем. За ним последовали и остальные части латного облачения. Внутри никого не оказалось. Доспехи были пусты.
Побелев лицом, пустынник отшатнулся, судорожно нащупывая на шее какие–то магические обереги.
— С тобой всё хорошо? — спросил Эдуард, дотронувшись до плеча Гайде.
Девушка потрясённо кивнула.
Поднявшись с постели, Эдуард наклонился над телом убитого. Очень скоро он нашёл у него под подбородком татуировку в виде лун–близнецов.
Они нашли его. Лунное братство. Тот, кто платит им, не оставит его в покое. Как наивно было думать, что они с Гайде смогут жить нормальной жизнью!
Эдуард не особенно переживал за себя, но всё ещё помнил тот необузданный гнев, который обжёг его при виде руки убийцы, заносящей нож над возлюбленной. Часть этого гнева до сих пор бурлила в нём. Раньше, чем Эдуард понял, что делает, пальцы схватили мертвеца за горло, оторвав того от земли.
— Кто заплатил тебе? — спросил юноша сквозь зубы.
Люди К’Халима тревожно переглянулись.
— Говори мне, — продолжал Эдуард, сотрясая бездыханное тело. — Говори мне!
— Мухтади, — обратился к нему один из мечников, с трудом подбирая слова, — по–моему, он…
— Говори! — выкрикнул Эдуард, и на мгновение шатёр сотряс налетевший откуда–то порыв ветра. Факел одного из кочевников погас.
В наступившей полутьме загорелись два ярких, мертвенноголубых глаза. Они принадлежали мёртвому убийце. Протяжно захрипев, он забился в руках Эдуарда.
— Говори! — гневно продолжал юноша, сжимая в руках мёртвую плоть.
На этот раз оба мечника попятились в суеверном ужасе. Мертвеца сотрясали страшные судороги, а из горла вырывались нечленораздельные звуки и тошнотворное бульканье.
На плечо Эдуарда легла мягкая девичья рука.
— Довольно, любимый, — произнесла Гайде, — не мучай этого несчастного.
Её нежность, её спокойствие потушили неистовый пожар, ревущий в душе юноши. В тот момент, когда он отпустил шею убийцы, тело мертвеца вновь стало недвижимо. Ледяной свет исчез из пустых глаз, а голова упала обратно на бордовый песок.
Эдуард посмотрел на пустынников. Те, не смея бежать, буравили его изумлёнными взглядами, в которых ужас смешивался с почти религиозным восторгом.
— Приведите ко мне К'Халима, — сказал Эдуард. — Сейчас же!
— Мухтади, ночь над песками, — робко возразил один из них. — Наба [2] отдался сну.
— Ну, так разбудите его, — велел Эдуард тоном, не терпящим дальнейших пререканий.
Он был уже не жалким беглым каторжником. Не дахилом из западных земель. Он был лордом Колдриджем, законным правителем Простора!
2
Наба (пуст.) — наиб, глава племени.
Опасаясь прогневать его, люди К'Халима удалились выполнять поручение. После увиденного никто из них не осмелился больше возражать.
Эдуард поднялся и крепко обнял Гайде. Она всё ещё дрожала от испуга в его руках.
— Твой отец здесь?
— Да, — ответила она, — скоро он отправляется на север, в Тайный город. Наверное, он уже слишком стар, чтобы стать тёмным, но такого человека, как он, там всегда примут с почётом.
— Я хочу, чтобы ты поехала с ним.
— Отчего ты желаешь этого, вода моей жизни? Или мы не принадлежим друг другу?