И это было самое прекрасное ощущение, которое она когда-либо испытывала.

Через какое-то время вино слегка ударило в голову, но княгиню это уже не волновало. Она сама пускалась в пляс и сама выбирала себе партнеров по танцам, не сковывая себя этикетом и правилами, которых в эту ночь не существовало.

Некоторые пары к этому времени уже уединились под мраком мраморных беседок, на деревянных романтических скамейках кто-то целовался, чуть сдвинув маски. Но Эленике вполне хватало и музыки, уносящей ее далеко от реальности.

В какой-то момент танцующие опять поменялись партнерами. Княгиня уже перестала замечать, с кем она двигается в паре, просто погрузившись в атмосферу непринужденного веселья.

Но на этот раз что-то заставило ее поднять глаза вверх. Может, объятия, что стали чуть крепче. Может, ладони, которые были горячее других.

Эленика посмотрела на мужчину, чьи руки почти вдавили ее свое тело, заставляя ощутить биение сердца. И дыхание ее остановилось. Темный, знакомый взгляд смотрел на нее сквозь мягкую черную маску, украшенную виноградными гроздьями из аметистов, рубинов и турмалина.

— Долгой ночи, прекрасная незнакомка, — мягко проговорил голос, в котором было невозможно различить тембр князя Хаоса. Но это бесспорно был он.

— И вам, — ответила Эленика, сбивчиво.

Появление Дариэна было столь неожиданным, что она никак не могла прийти в себя. Вот только что все было в порядке. Она кружилась в танцах с незнакомыми лордами, не задумываясь ни о чем. И вот уже ее сердце стучит так, словно сейчас выпрыгнет из груди, а мурашки пробегают по позвоночнику от легких касаний горячих рук.

Сквозь тонкую ткань своего платья она ощущала каждое его прикосновение, каждое движение пальцев, словно невзначай погладивших поясницу.

— Как вам праздник, миледи? — в это время спросил он, будто ведя обычную светскую беседу.

А Эленика разрывалась от мыслей:

“Узнал ли он ее?”

“Специально ли стал с ней танцевать?”

— Очень понравился, — призналась между тем княгиня. Хотя бы это она не будет скрывать.

Да и, возможно, он и впрямь не знает, кто перед ним. Ведь та женщина, темная, не узнала ее. А она ведь тоже обладает магией, как и Дариэн. Быть может, на этом празднике темные сознательно отказываются использовать свои способности, чтобы узнавать друг друга? Ведь тогда вся интрига будет потеряна.

— А вам известны его корни? — продолжал Дариэн, кружа княгиню в своих объятиях. И, стоило признать, он оказался великолепным танцором. Очень скоро девушка перестала думать о движениях, полностью растворяясь в мастерстве повелителя.

Иногда он чуть приподнимал ее в воздух, прижимая к себе, иногда наклонял назад, поддерживая, заставляя абсолютно доверять себе.

— Увы, мне это неизвестно, — ответила Эленика, отчего-то тяжело дыша.

Она смотрела сквозь прорези для глаз в маске повелителя, силясь уловить его настроение, его мысли. Но в такой темноте это было невозможно. Он и впрямь будто бы не узнавал ее. Был обходителен и внимателен, нежен и осторожен. Как и положено вести себя высокородному лорду по отношению к леди.

— Много сотен лет назад Элуатар был праздником единения Хаоса и Порядка, — прозвучал теплый низкий голос, так похожий и одновременно так непохожий на голос князя. — Когда-то в этот день два народа праздновали единение Праотца и Праматери. Они разукрашивали свое тело, чтобы стереть различия между друг другом. И позволяли себе стать другими людьми. Иногда в эту ночь рождались новые союзы. Враги мирились, а друзья могли вдруг проснуться любовниками. На все была их собственная воля.

Дариэн рассказывал, а Эленике казалось, что она действительно попала в другой мир. Где она — не должна спасти свой народ, а он — не стремится разрушить ее жизнь. Где она — лишь маленькая танцующая фея, а он — добрый лорд, который любит рассказывать красивые сказки…

— В саму ночь Элуатара люди не могут узнать друг друга, — продолжал тихо мужчина. — Такова задумка Прародителей. Это мой любимый праздник, потому что только в этот день я могу почувствовать себя кем-то другим. Одна ночь в году, когда у меня не связаны руки, а душа свободна…

Эленика слушала и не верила своим ушам. Дариэн повторял точно то, о чем думала и она сама. Его мысли так глубоко проникали в нее, находя отклик в самых отдаленных уголках сердца, что думать становилось тяжело. Чувства переполняли грудь, заставляя желать чего-то запретного.

В голосе князя звучала неподдельная тоска, которой она никогда прежде не слышала. И от этого почему-то становилось почти физически больно.

— Простите, — вдруг сказал он, почувствовав ее напряженное внимание. — Вы, наверно, не понимаете, о чем я говорю…

— Отчего же? — тихо переспросила она. — Мне тоже иногда хочется побыть другим человеком.

— Правда?

— Да. Хотя, я не думаю, что это стало бы спасением хоть для кого-то, — задумчиво размышляла Эленика. — Ведь, даже стань мы другими, нашлись бы такие печали, что сумели бы и новой жизни придать горечи.