Счетовод очень рассчитывал на то, что на его склад немедленно вышлют команду солдат – разогнать смутьянов. И таким образом будет спасено хотя бы что-то из имущества, за которое он отвечал. Однако принесённое им известие вызвало панику. Охрана и обслуживающий персонал аэродрома стали разбегаться.

Командир авиаотряда даже не пытался организовать оборону, как-то сплотить вокруг себя оставшихся подчинённых. Напротив он никого не удерживал, даже ближайших сотрудников своего штаба. Луков, хотя и был человеком невоенным, такого поведения совершенно не понимал. Генерал же с нескрываемым презрением наблюдал, как лётчик с безучастным видом наблюдает, как его охваченные паникой люди улепётывают в разные стороны, на ходу спарывая с шинелей знаки различия.

Казалось у горстки застрявших на аэродроме членов экспедиции не осталось надежды: мотор их самолёта был испорчен; его топливные баки пусты; обе дороги в город перерезана мятежниками, а по глубокому снегу далеко не убежишь.

Генерал философски изрёк:

– У некоторых восточных племён, если человеку так не везёт, принято менять имя. Может и нам, чёрт побери, прибегнуть к данному рецепту, как к последнему средству. Во всяком случае ничего другого мне в голову не приходит.

Генерал достал браунинг и проверил обойму…

Даже многоопытный разведчик не сумел разглядеть никакой логики в действиях, а точнее в бездействии авиационного начальника. Генералу, как и Лукову казалось, что потрясённый бегством своих лётчиком командир авиаотряда впал в прострацию. Но как выяснилось чуть позже, в его поведении имелся тонкий расчёт. Оказалось, главный лётчик только ждёт, чтобы поблизости не осталось лишних людей, которые могли бы претендовать на места в единственной «спасательной шлюпке». Ею оказались самодельные аэросани, укрытые от чужих глаз в большом сарае на задворках аэродрома. Никто, кроме командира о них либо не знал, либо из-за возникшей паники о санях все забыли. Что за Кулибин смастерил это чудо техники из авиационных запчастей и разного металлического хлама хозяин машины не сообщил. Однако немец быстро оценил аппарат, восторженно окрестив его «вундермашин». Гибридный двигатель снегохода функционировал не на бензине, а на…дровах и отработанном моторном масле, что в сложившихся условиях было настоящим спасением. Вендельмут тут же открыл капот аппарата и стал возиться с мотором, проверяя его готовность к поездке после долгого периода бездействия. Гораздо лучше себя чувствующий с моторами, чем с людьми, молчун из Баварии был так углублён в свою работу, что казалось начисто забыл о грозящей всем им опасности. Генералу постоянно приходилось подгонять немца, напоминать, что у них в запасе совсем не много времени.

*

Происходящее напоминало бегство от приближающейся разрушительной природной стихии – лавины или урагана. В спешке никто не догадался прихватить с собой оставленные в доме меховые авиационные комбинезоны и унты из оленьего меха, которые ещё могли пригодиться в пути. Каждый спасался в том, что было на нём одето в данный момент, и не заглядывал далеко вперёд.

Итак, короткие торопливые сборы, и вот уже все сидят на своих местах за исключением комиссара. Лаптев куда-то исчез. Немец уже прогрел двигатель и готов дать газ. Генерал без сожаления отдаёт приказ выезжать без промедления.

Но вот появляется комиссар, он не один. С собой Лаптев тащит здоровенный чемодан и невесту. Генерал жёстко и одновременно с некоторым сарказмом объясняет ему, что в машине нет ни одного дюйма свободного пространства, и, что если галантный кавалер желает, он может уступить даме своё место.

На этот раз комиссар даже не пытается спорить, а проявляет удивительную для его упрямого вздорного характера понятливость. Он объявляет невесте, что разлюбил её и поэтому ей предстоит самой позаботится о себе. В качестве отступного жених вручает покинутой женщине переставший быть ему нужным чемодан с полученным в подарок от симбирских чекистов барахлом.

Но брошенная невеста безутешна и не хочет оставаться. Она рыдает и обнимает сапоги быстро забравшегося в машину жениха. Сцена душераздирающая. Первым не выдерживает Луков. Не спрашивая разрешения начальства, Одиссей начинает выбрасывать из саней ящики с ценным экспедиционным имуществом, чтобы освободить немного места для ещё одной пассажирки. Вильмонт удивлённо косится на творящего форменное безобразие подчинённого, но пожимает плечами и только изрекает:

– Очаровательно!

Через три с половиной часа безостановочного полёта по заснеженной целине – через леса и снежные барханы путешественники добрались до ближайшей станции. Командир авиаотряда сразу куда-то исчез, даже не попрощавшись.

*

Благодаря мандату с высокими подписями московских вождей членам экспедиции быстро удалось устроиться в воинский эшелон. Но поезд должен был прибыть только после полуночи. Коротая часы вынужденного ожидания, генерал зачем-то подкалывал Лаптева своим жандармским прошлым, явно желая позлить пламенного большевика.

– Я можно сказать природный феномен – усмехался генерал, на гусарский манер покручивая ус. – В Охранке я ловил вашего брата революционера, чтобы отправить на каторгу или прямиком на виселицу, а теперь вот служу революции. Сам, признаться, этому удивляюсь.

После недавно полученного от генерала болезненного урока 20-летний комиссар пока побаивался лишний раз открывать в его присутствии рот. К тому же начальник экспедиции имел мандат за подписью самого Дзержинского, который давал ему практически неограниченные права. Подавленное раздражение притихшего смутьяна развлекало генерала, и он продолжал выискивать уязвимые места у хулигана, например, интересуясь, куда пылкий жених всё-таки сплавил свою обожаемую невесту. Лаптев действительно уже успел избавиться от своей спутницы, похоже, рассудив, что баба в пути станет ему не столько отрадой, сколько обузой. Тем более что в любой момент можно было обзавестись новой «походной женой».