Впервые в жизни я не желала видеть Итана, от его поддержки было только хуже, но указать ему на дверь не хватало сил. Хотелось сжаться в комок, спрятаться от проницательности в его глазах.

— Джейн, тебе больно, но ты должна жить.

— Ты думаешь, так будет лучше? Мне будет лучше? — спросила я робким, детским голосом и мои губы задрожали.

Итан придвинулся вперед и взял меня за руку.

— Думаю, стоит попробовать.

Я горько вздохнула.

Мне казалось, что мое тело заполнено одними рваными ранами, а в органах не осталось жизни. Я не сопротивлялась, мне нравилась эта боль, ведь я ее заслужила. Очень поздно я осознала, что вред, причиненный другим, можно только искупить, за него нельзя мстить.

— Думаю, лучше уже не будет, — отозвалась я.

Итан сжал мои пальцы сильнее.

— Хуже тоже.

— Я не хочу бороться за то, чего нет, Итан.

— Как насчет того, чтобы побороться за то, что будет? — предложил он и впервые за долгое время улыбнулся.

Мне казалось, что со смертью Лукаса вся радость ушла из мира, поэтому вид чьей-то улыбки поразил меня до глубины души. Я смотрела на Итана с болью и непониманием, начиная ненавидеть его за попытки привести меня в чувство. Как он не поймет, что я не нуждаюсь в его заботе.

— Я люблю тебя, Лоуренс, — сказал он с нежностью, и я почувствовала слезы в глазах.

Эти слова больше не пугали меня, ведь теперь я понимала их смысл. Нас связывала добрая и непоколебимая дружба. Мне было за что ухватиться, если я захочу выбраться из болота печали. Но я не хотела и отпустила руку Итана.

— Итан, уходи.

Друг отвел взгляд, осмотрел письменный стол, задержался на мусорной корзине, сквозь решетки которой проглядывали конверты.

— Ты выбросила все письма? — спросил он мрачно. — Джейн, ты понимаешь, что это важно?

Отворачиваясь, я думала лишь о том, как было бы здорово не иметь лучшего друга. Всего за секунду я перешла от теплой благодарности к злостному раздражению.

— Это твое будущее, — настаивал Итан. — Все, что ты сейчас чувствуешь, уляжется, но вернуть время назад ты не сможешь. Лукас…

— Чушь собачья! — воскликнула я, сжимая кулаки от негодования.

Итан долго и терпеливо наблюдал за моей вспышкой, после чего встал и подошел к столу. Он достал письма из корзины и сложил на крышке ноутбука.

— Можешь забрать их с собой! — крикнула я.

— Не будь так категорична.

— Если не выбросишь эти проклятые письма, я с тобой больше не заговорю, — пригрозила я, ощущая, как по щекам текут слезы.

Итан не обратил на мои слова никакого внимания.

— Подумай об этом.

Я резко вскочила с кровати и бросилась к столу. Хватая конверты, я начала рвать их на мелкие кусочки, но руки так дрожали, что большие куски бумаги падали к моим ногам. Я пребывала на грани истерики, и спокойный вид Итана только распалял мой гнев.

— Вот что я об этом думаю! — рявкнула я, бросая в него хлопья бумаги.

Итан спокойно наблюдал за моими действиями, не пытаясь остановить, но я видела, что каждая черточка его лица исказилась от злобы. Я не понимала, почему эти письма вызывали у меня столько эмоций. Просто мне не хотелось слушать всякого, кто говорил, будто жизнь продолжается. Как такое возможно, если время остановилось?

— Уходи, Итан, — повторила я сквозь зубы.

Мы с яростью смотрели друг на друга, пока Итан не обернулся. Я обессилено опустилась на пол, проламывая взглядом дверь, за которой скрылся мой любимый лучший друг.

В спальне было холодно, хотя вечер стоял летний, бархатный. Мое воображение играло со мной, в последнее время это случилось постоянно.

Может он и прав, только вот я не хотела это признавать. Никому из тех, кто уговаривал меня жить дальше, не понять мои чувства. Меня раздражали даже эти глупые, ничего не несущие в себе слова.

Жить дальше.

Как благородно, как трогательно и заботливо просто сказать: «Живи дальше». Уделить чужому горю меньше минуты, а потом наблюдать за тем, как человек отказывается принимать тот факт, что время движется.

И оно двигалось. Стрелка часов никого не жалела, и все это чушь, что время лечит. Каждая прожитая секунда наедине с собственной болью зашивала раны колючими нитками, только и всего.

Время приносило больше боли, больше страданий.

Я бы могла уговорить себя не сдаваться и попытаться жить дальше, но разве в этом был смысл? Для себя я всегда искала что-то особенное, пыталась любыми способами изменить свое будущее, не думая о близких. Мои эгоистичные попытки отомстить за отца обернулись смертью брата. Так в чем был смысл?