— Тебе понравится Реймонд, — с надеждой сказала мама, и в ее голосе послышались фальшивые нотки веселья.

Я упрямо молчала, не поднимая головы. Невыплаканные слезы жгли глаза.

— Надеюсь, ты привыкнешь, — прошептала мама.

«Никогда!», — сказала я мысленно, но продолжала стискивать зубы от гнева. Дверь спальни еле слышно закрылась, и мне стало легче дышать. Поднимая голову, я осмотрела пустую комнату, словно впервые ее увидела. Голые стены еще вчера были обклеены плакатами моих любимых групп и старыми фотографиями, а сейчас только пустота обоев, которые десять лет назад выбирал папа.

Закрывая глаза, я представила его улыбчивое лицо. Слезы мгновенно высохли, он воспитывал меня сильной. Мысли об отце глухой болью отдавались в каждом ударе сердца, и я решила отвлечь себя. Легко спрыгивая с кровати, я вышла на балкон.

В глаза ударил яркий солнечный свет. Пригород Атланты как раз пробуждался от сна, и я улыбнулась представшему передо мной пейзажу.

Лишь один спокойный уголок неугомонной, шумной Атланты. Место, где я родилась, где прошли семнадцать лет моей жизни, только здесь я чувствовала себя живой после смерти отца. Все, что я могла рассказать о себе, было частью этого города и что же теперь? Неужели мне и правда придется покинуть его, предать, как мама предала меня?

Мысли жгли меня изнутри отвратительным холодом. Наблюдая за опаленными солнцем улицами, я чувствовала, как глубоко в сердце зарождается ноющая боль никак не связанная с переездом. Все вокруг напоминало мне о прошлом, о том времени, когда рядом со мной был папа.

Закрывая глаза, я тяжело вздохнула. Воображение снова нарисовало улыбчивого отца, в ушах зазвенел тихий призрак его голоса, и я прикусила губу, чтобы не расплакаться. Он воспитывал меня как сильную девочку, и я не могла изменить его принципам, нашим принципам, даже после его смерти. Я хранила в себе его часть, определенно лучше, чем Лукас.

Эта мысль заставила меня невольно улыбнуться, и я вернулась в комнату. Слишком много воспоминаний тревожили мою душу в тот момент, чтобы я могла позволить себе хоть каплю сожаления. Я твердо решила быть стойкой, так просто Эллен не сможет меня сломить, даже не смотря на то, что она вырывала сердце из моей груди, пытаясь увезти из Атланты. Поэтому я переоделась и занялась упаковыванием вещей.

Собирая чемоданы, я не переставала думать о сегодняшнем ночном кошмаре. Словно мне мало кошмаров наяву. Будучи маленькой, я часто просыпалась среди ночи от страха, и отец был единственным, кто мог меня успокоить. Он усаживался на пол возле кровати, чтобы наши лица были на одном уровне, и говорил, что не стоит бояться. Я помню с какими чувствами смотрела ему в глаза. Казалось, ничто не причинит мне вред, пока он рядом. Не трудно догадаться, какой разбитой я стала после его смерти. Он всегда представлялся мне чем-то вечным и нерушимым, но, когда его убили, я осознала, что в мире нет ничего вечного.

Я отчетливо помню все детали моего главного кошмара: поляна в ночном лесу, редкий лунный свет пытается вырваться из плена кривых черных веток, и чьи-то злые глаза наблюдают за мной. Я не могла понять, где находится враг. Ничего действительно страшного мне не снилось, но девятилетняя девочка едва ли могла справиться с ужасающим чувством слежки. Даже днем мне казалось, что глаза наблюдают за мной с противоположного конца улицы или двери класса.

Видимо, кошмары трансформируются, поэтому вид реального мучителя стал таким же неожиданным и страшным, как злые глаза для маленькой девочки. Я вспомнила его слова и вздохнула.

«Ты стала уязвимой».

Чтобы не сойти с ума, я попыталась выбросить странные мысли из головы. Реальность требовала моего участия. Яркий свет отрезвил, и я поняла, что днем легко сопротивляться бредовому страху.

К десяти я спустилась на первый этаж нашего дома и застала Эллен в привычном для нее суетливом состоянии. Она перепроверяла содержимое коробок, которые Майк и Лукас заклеивали скотчем. Мерзкий звук заставил меня вздрогнуть от отвращения. В гостиной появились два работяги в синих комбинезонах — грузчики — и принялись выносить коробки из дома. Когда я проходила мимо Майка, клянусь, он попытался мне улыбнуться! Я вручила ему свой чемодан и самодовольно скривилась, когда он просел под его весом.

На улице было солнечно и тепло. В Атланте погода всегда замечательная. На миг ослепленная, я приставила руку козырьком ко лбу, и увидела мерзкую картину — полдороги занимал огромный грузовик, который постепенно заполнялся осколками моей жизни.

Чтобы не рассердиться, я запрыгнула в мамин опель. Обхватив руками колени, я старалась отделиться от реальности, но вид нашего дома вызывал слезы. Такой красивый, обтесанный ветрами и временем, прекрасный дом из серого камня с белыми контурами окон. В стеклах отражался солнечный свет и мне показалось, будто дом извергает все светлое и доброе, что в нем произошло.

Не успела я расчувствоваться, как на переднее сидение плюхнулся Лукас. Он запутался в ремне безопасности и неуклюже пытался вырваться. Я громко фыркнула.

— Разве тебе можно сидеть впереди?

— Боюсь сзади испачкаюсь об твое отчаянье, — съязвил Лукас в ответ. — Ты слишком злая. Выходишь на новый уровень стервозности?

— Тебя совсем не волнует, что мы уезжаем?

Лукас обернулся, и в его глазах мелькнула искра сожаления.

— Маме будет лучше, — просто сказал он.

Я возмущенно закатила глаза.