Они с сыном были удивительно похожи. Так похожи, что даже страшно становилось: у двух людей, мужчины и женщины, оказывается, могут быть совершенно одинаковые глаза. Только выражение глаз было разным: Арсен смотрел на мир со сдержанной доброжелательностью, а его мать — с грустным пониманием.

Она все еще была очень красива. Арсен говорил, что матери исполнился пятьдесят один год, но на вид ей невозможно дать больше тридцати пяти-тридцати шести. И то, только потому, что в черных густых волосах уже щедро пробилась оттеночная серебряная нить.

Ровная смуглая кожа, чуть тронутая хорошей косметикой. Высокие нежные скулы, поддерживающие разлет больших черных глаз. Умный, красиво очерченный лоб. И великолепная белозубая улыбка, тоже переданная сыну по наследству.

«Стильная женщина», — одобрительно подумала Валька, окидывая сидящую перед ней женщину пристальным оценивающим взглядом.

Хорошая стрижка «каре», красиво обрамляла правильный нежный овал лица. Свободные темные брюки не скрывали, а подчеркивали стройность ног и узость талии. И темно-серый облегающий свитер с низко вырезанной круглой горловиной, открывающий безупречную кожу шеи и груди, не тронутую морщинами и пигментными пятнами.

— Вы такая красивая, — сказала Валька без малейшего желания польстить.

— Спасибо, детка.

— Представляю, как я выгляжу на вашем фоне.

— Ничего, сейчас мы все поправим. Я наберу тебе полную ванную, и ты хорошенько вымоешься. А я пока поменяю постельное белье и немного проветрю комнату.

— А разве мне можно купаться? — спросила Валька, как ребенок.

— А разве тебе приятно лежать в мокрой рубашке? Мы все осторожно сделаем, так, чтобы ты не простудилась.

Соня встала с кровати, но Валька удержала ее вопросом.

— Соня, вы ничего не знаете про похороны? Арсен вам не говорил?

— Ты про этого мальчика? — спросила Соня. И, не дожидаясь ответа, медленно покачала головой.

— Бедный мальчик… Двадцать семь лет… Насколько я знаю, его еще не похоронили. А что?

— Ничего, — ответила Валька и что-то быстро прикинула в уме. — Сонечка, мне очень нужно как можно быстрее встать на ноги. Это важно, понимаете?

— Ну, сегодня никак…

— Не сегодня, не сегодня… Завтра.

— Детка, — встревожилась женщина, снова усаживаясь на край кровати, — это неразумно. Тебе нужно полежать хотя бы три дня…

— Сонечка, я не могу вам пока объяснить, — перебила ее Валька, — но я обязательно должна завтра встать. До похорон. Это важно.

— Тебя Арсен ни за что из дома не выпустит, — предупредила ее Соня.

— Арсену пора завтра на работу выходить, — ответила Валька, глядя ей прямо в глаза. — Вы ведь намекнете ему?

Женщина нахмурилась, пристально посмотрела ей прямо в лицо, но Валька не отвела взгляда.

— Это так важно? — спросила Соня в раздумье.

— Очень важно! И даже не для меня… Хотя для меня тоже. Но для других людей — еще важней.

— Я помогу тебе, — ответила Соня. Поднялась с кровати и, не прибавив ни слова, вышла из комнаты.

Валька с облегчением откинулась на подушку. Она обязана успеть сделать то, о чем просил ее Андрей.

Она должна увидеться с двумя женщинами, которых он любил, принести им известие о смерти Андрея, как приносят в дом банку с ядовитыми пауками или скорпионами. Сама мысль об этом казалась ей невыносимой, но она помнила его глаза тогда, в комнате. И помнила едва слышный шепот, донесшийся до нее.

— Помоги мне…

— Я все сделаю, не волнуйся, — прошептала она в ответ.

Вернулась Соня и сказала:

— Ванная полная. Помочь тебе?

— Нет, я сама, — ответила Валька и села на кровати. Медленно спустила ноги на пол, оттолкнулась от мягкого матраса и выпрямилась во весь рост. Сначала ей показалось, что ослабевшие ноги не выдержат тяжести ее тела, но они выдержали. Валька сделала несколько неуверенных шагов к двери. Соня наблюдала за ней с цепким вниманием, готовая в любой момент прийти на помощь. Но, увидев, что Валька способна идти самостоятельно, улыбнулась, кивнула головой и созналась:

— Если бы ты сама не смогла до ванной дойти, я бы тебя завтра никуда не отпустила.

— Я могу…

— Вижу. Но завтра поеду с тобой, ты еще очень слабая. Не возражай! Я тебя в машине подожду.

— Хорошо, — покорно согласилась Валька. Вошла в ванную, с отвращением стянула с себя несвежую, пропитанную потом рубашку. Уселась в душистую пену и вздохнула от невероятного ощущения свежести и чистоты.

Она долго и с ожесточением терла себя жесткой мочалкой, смывая болезнь. Соня возилась на кухне, негромко позвякивали столовые приборы, и скоро до Вальки донесся упоительный аромат свежего куриного бульона. Желудок свело судорогой, и его бы вывернуло наизнанку, не будь там такой многодневной пустоты.