– Все для нас? А где же… разве этот господин не…

– Он давно ушел. За все уплачено. Так что…

– Стоп, – торопливо сказал Керн. – Ради бога, постойте! Рут, хочешь еще одно – с кремом? А «свиное ухо»? Может, кусок штруделя?

Он наложил ей полную тарелку и еще несколько штук взял себе.

– Так, – сказал он затем, переводя дух. – Заверните остальное в два пакета. Один ты возьмешь в дорогу, Рут. Какое наслаждение – хоть раз позаботиться о тебе!

– Шампанское уже во льду! – заметил кельнер, берясь за серебряный шедевр.

– Шампанское! Вы шутите! – Керн рассмеялся.

– Я не шучу! – кельнер указал на дверь. В двери появился хозяин собственной персоной. Он нес наполненное льдом ведерко, из которого выглядывало горлышко бутылки с шампанским.

– Нет худа без добра, – умильно ухмыльнулся он. – Я давеча просто пошутил…

Керн, не веря своим глазам, откинулся на спинку стула.

Кельнер кивнул.

– За все уплачено.

– Я сплю, – сказал Керн. – Ты когда-нибудь пила шампанское, Рут?

– Нет. До сих пор я видела его только в кино.

Керн с трудом приходил в себя.

– Господин хозяин, – сказал он с достоинством. – Вы видите, какой выгодный обмен я вам предлагал. Один флакон всемирно известных духов «Керн-Фарр» за две мизерные ватрушки с сыром! Теперь вы понимаете, что дают за них знатоки!

– Всего знать нельзя, – возразил хозяин. – Я лучше разбираюсь в напитках.

– Рут, – сказал Керн, – отныне я верю в чудеса. Если бы сейчас в окно влетел белый голубь, держа в клюве два паспорта сроком на пять лет или бессрочное разрешение на работу, я бы не удивился!

Они выпили бутылку до дна. Грешно было оставить в ней хоть одну каплю шампанского. Оно даже не показалось им особенно вкусным, но они пили и становились все оживленней и наконец оба немного опьянели.

Они встали. Керн взял пакеты с пирожными и собрался платить за отбивные. Но кельнер не взял денег:

– За все уже уплачено…

– Рут, – сказал Керн, слегка запинаясь, – жизнь – потрясающая штука. Еще один такой день, и я стану романтиком.

Хозяин задержал их.

– У вас еще остались эти духи? Я подумал, моей жене они…

Керн снова обрел бдительность.

– Один флакон, может, и найдется. Последний. – Он вытащил его из кармана. – Но теперь уже другой счет, любезный. Вы упустили отличный шанс! Двадцать крон! – Он задержал дыхание. – Только для вас!

Хозяин молниеносно подсчитал в уме. Он накинул ротмистру за шампанское и пирожные лишних тридцать крон. Значит, десять крон – чистая прибыль.

– Пятнадцать, – предложил он.

– Двадцать, – Керн сделал вид, что прячет флакон.

– Так и быть. – Хозяин извлек из кармана смятую купюру. Он решил сказать своей любовнице, стройной Барбаре, что флакон стоит пятьдесят. Зато он сэкономит на шляпе, которую она требует вот уже несколько недель и которая обошлась бы ему в восемьдесят крон. Двойная прибыль.

Керн и Рут зашли в отель. Они забрали чемодан Рут и пошли на вокзал.

Рут притихла.

– Не грусти, – говорил Керн. – Я скоро приеду. Самое позднее через неделю меня выставят отсюда. Я знаю. Тогда я приеду в Вену. Ты хочешь, чтобы я приехал в Вену?

– Да, приезжай! Но только если тебе это подходит.

– Почему ты просто не говоришь: «Да, приезжай»?

Она как-то виновато посмотрела на него.

– Разве я не сказала больше?

– Не знаю. Ты как будто боишься.

– Да, – ответила она, сразу погрустнев, – боюсь, это верно.

– Да не грусти же, – сказал Керн. – Ты недавно еще так радовалась!

Она беспомощно взглянула на него.

– Не слушай меня, – промолвила она тихо. – Иногда я совершенно теряю голову. Может, это из-за вина. Ты думай, что это вино так действует. Идем, у нас есть еще немного времени.

Они сели на скамью в сквере. Керн обнял ее за плечи.

– Не унывай, Рут. Это бесполезно. Это звучит глупо, но не для нас. Нам позарез нужно немного радости. Именно нам.

Она глядела прямо перед собой.

– Мне бы хотелось радоваться, Людвиг. Но со мной так трудно. Мне так не хватает мягкости. Я бы хотела все делать по-хорошему. А все всегда выходит нелепо и трудно.

В ее словах звучали гнев и досада, и Керн вдруг увидел, что все ее лицо было залито слезами: она плакала беззвучно – сердито и беспомощно.

– Я не знаю, почему плачу, – сказала она, – ведь как раз сейчас так мало причин плакать. Но, может, именно поэтому. Ты не смотри… не смотри на меня…