Шрифт:
Если бы от отвратительного вкуса можно было умереть, он был бы мёртв трижды.
– И в чём же ты не уверен, мрачная рожа?
– Не уверен что у тебя найдется сто фольтов,- парировал полуфэйне. В ответ он услышал лишь горький смешок.
– А ведь раньше для нас такие деньги были делом одного дня. Всего лишь пара слов в подворотне купеческого квартала, пара угроз, блеск кинжала - и всё, деньги наши. А теперь... Я знаю, почему ты торчишь здесь. Как и я. Потому что у нас нет денег на то, чтобы напиваться где- то ещё.
– Мы завязали с этим, Мурмин,- нахмурился Баэльт и поправив повязку на правом глазу.
– Завязали- завязали,- кивнул нидринг, тоскующее глядя на пламя свечи, что оплавилась посреди стола.- Но деньги...
– Для меня и сейчас такие деньги - дело одного дня,- пожал плечами бывший юстициар.
– Оно и видно.
К столу снова подошла служанка, недовольно глядя на Баэльта. Она тяжело поставила тяжёлый глиняный кувшин с вином и кружку с пивом на стол, расплескав едва ли не половину содержимого.
"Примерно пятнадцать фольтов",- отстранённо приметил цену расплёсканному Баэльт.
А потом поднял на неё взгляд единственного глаза и проскрипел недовольным голосом:
– Каким бы плохим вино не было, проливать хотя бы каплю - глупость.
Глаза девушки широко распахнулись. Тупые, но красивые глаза.
– Я принесу ещё, сир юстициар!- дрожащим голосом заверила она, разворачиваясь и спешно проталкиваясь через толпу. По пути она вихляла задом так, что Мурмин долго не мог оторвать взгляда.
И взгляд этот выражал равные доли презрения и похоти.
Взгляд Баэльта на друга выражал лишь презрение.
– Ты такая щедрая, мать твою дери,- бросил нидринг вслед служанке.- Тебя бесит тот хмырь, Баэльт, а меня бесит этот ходячий окорок. С одной стороны, я люблю её толстую задницу, а с другой - терпеть не могу, когда она так ею виляет. Она же служанка, а не шлюха, дерите демоны её в задницу!- пробурчал нидринг, отпивая из кружки пива.
Баэльт молча последовал его примеру.
– Я сегодня весь вечер буду разговаривать сам с собой?- недовольно поинтересовался нидринг.
Баэльт потёр виски - от гула его голова начинала болеть.
– У меня большие проблемы с деньгами, а с недавнего времени - ещё и с работой. Новое дело. Странное.
– В подробности ты, как всегда, вдаваться не будешь?- безразлично спросил нидринг, снова делая глоток из кружки. Баэльт тоже отпил немного вина. Во имя всех богов, какой ненавистник всего живого делал это вино?
– В этот раз меня просили не распускать язык. Но если понадобится твоя помощь - я скажу.
– А то,- недовольно покачал головой нидринг.- Не помню ни случая, когда бы ты умолчал о своём бедственном положении. У тебя- то хоть работа есть. А я? Бедный старина Мурмин никому не нужен! В цехи меня не берут - мол, недостаточно умел в кузнечестве. Охранником меня видеть не хотят - не доверяют. Демоны раздерите меня, да меня даже вышибалой не взяли, Баэльт,- грустно вздохнул он.- А из- за тебя к завтрашнему утру я останусь без последних денег. И, раз уж речь зашла о деньгах и работе, позволь всё же полюбопытствовать - какого хрена ты сидишь тут, раз у тебя есть дело?
Баэльт пожал плечами.
– Набиваю себе цену. Если бы я ломанулся делать всё прямо сейчас, то выглядел бы как оборванный голодранец, которому обязательно нужны деньги к завтрашнему вечеру.
– То есть, выглядел бы таким, каков ты на самом деле,- заключил нидринг.
– Именно.
– А твой медальон? Никто ещё им не интересовался?
Баэльт скривился.
Неприятная тема. Опасная.
– Три года не интересовались - чего бы сейчас заинтересоваться?- он тихо и устало вздохнул.- Но это не может продолжаться до бесконечности. Рано или поздно меня найдут и посадят в Котёл.
– Мы уже в Веспреме, дружище,- грустно улыбнулся нидринг.- Он как большая тюрьма для всех в нём живущих, только без надежды на освобождение.
Некоторое время они молчали.
– Слушай, если этот парень так сильно не нравится тебе, может, уйдем?- предложил Мурмин, с сожалением беря с тарелки из чёрствого хлеба последний ломоть вяленого мяса.- Пойдёт к Каэрте...
– Мурмин,- Баэльту не надо было даже впускать эмоции в голос - нидринг и так всё понял.
– Ладно, ладно... Не любит она меня, эта твоя Каэрта.