Так что всё дело в Циннии Марии. Нет, хуже, всё дело в чувствах, которые уже подвели его самого, и чуть было не заставили подвести и Луну. Да, она далеко не единственная дочь. И дело, пожалуй, тут не в деньгах, а в том, что девочка ещё мечтает о собственной настоящей силе, что правильно, а не о сильном мужчине подле себя, что получится в её союзе с любым из принцев. Одними мечтами такие девочки достигают невероятных вершин. И, возможно, через сто лет Клервинд изменится настолько, что лучших дочерей уже не придётся продавать принцам.

– Я не буду рисковать будущим Луны, – сказал Рицка.

Классик ухмыльнулся и исчез, сорвавшись с места. Сейчас он ворвётся в дом Левенхэма, вытащит Циннию Марию и спрячет так далеко, что никаким управляемым летшарам не найти её.

– Куда это он? – в недоумении посмотрела на отца Луна.

– Классик заберёт… – начал было Мэйн, но Рашингава жестом остановил его.

– Твоё задание закончилось, дитя.

– Почему? – заметно расстроилась Луна. – Я ещё… то есть… она ещё не привязалась ко мне.

– Теперь это не нужно. Считай, что я в очередной раз ошибся в расчётах. Я зачту тебе дни, но не возвращайся туда больше. Ни под каким предлогом. Идём домой.

– Почему?

– Я расскажу тебе потом. Сегодня меня ещё ждёт трудный день. Тебе следует проследить, чтобы я добрался до предела по самой прямой дороге.

Хант смотрел сочувствующе. Адмор – с уважением. Ли бросил последний оценивающе-одобрительный взгляд на Луну и ушёл. Мэйн только покачал головой:

– Стальные нервы.

– Я бы так не смог, – прокомментировал Хант.

– Ты не такой, – ответил Сапфир. – И, знаешь, я думаю, это хорошо. Хотя, с вами, перевёртышами, никакой исход хорошим не бывает.

Рашингава всё ускорялся, понимая, что чем быстрее подведёт черту, тем будет лучше для всех. Он ворвался в свои внутренние покои, сгрёб старые записи и начал листать страницы леденеющими пальцами. Рецепт нашёл меньше, чем за четверть свечи, и отправился в личную лабораторию, чтобы приняться за дело. Компоненты для высокотоксичного яда следует обрабатывать и подготавливать со всей внимательностью. Не ошибся ли? Тем, что получилось, можно было убить весь предел Классика. Однако Рицка готовил жидкое оружие не для того, чтобы прервать чужую жизнь. Он готовил яд для себя. Для того чтобы убить свою влюблённость.

Только так можно защитить свои интересы, своих дочерей, обойти и Классика, и Сапфира, и упрочить свой авторитет. Рычаг влияния на хозяина предела не должен существовать в природе. Лидер должен уничтожать свои слабости.

И о Циннии Марии забудут. Благодаря отсутствию к ней каких-либо чувств Рицки, она снова станет никому не нужной фиткой, которая сможет дальше жить своей собственной жизнью так спокойно, будто принцы-перевёртыши ей только приснились.

Рашингава не колебался. Едва разбавив каплю получившейся отравы в неполном стакане воды, он выпил его залпом. Яд всё же остаётся ядом – организм будет сопротивляться изо всех сил, и в ожидании мучений лучше всего просто поспать.

Ещё один стакан. Скоро тело ослабеет, начнёт покрываться липким потом, и можно будет уже перестать уговаривать себя не искать фитку и Классика, где бы они уже ни были.

Всё ещё чувствуя себя прежним, Рицка выгнал всех из своих покоев и заперся в них так надёжно, что никто бы ни смог войти – разве что пришлось бы ломать толщи стен.

Умирать не собирался. А ведь враги внутри предела могут воспользоваться слабостью тела принца и прикончить его.

Полые нити Хенера уже вплелись в существо перевёртыша, захватывая и превращая в ничто. Началось. Осталось только дойти до спальни…

Сапфир, конечно же, вырвет Циннию Марию из рук Классика. Потому что император приказал ему привести фитку в Сердце Цитадели. Классик, конечно же, не убьёт её, потому что не захочет неприятно удивить повелителя Клервинда. Но всё это время, пока она будет где-то там, ему, Рашингаве, хотя бы не будет так страшно.

Рицка не дошёл до своей постели. Он осел прямо на лестнице. Будет не очень смешно, если окажется, что он снова ошибся в вычислениях и яд окажется просто дикой гадостью, и должного эффекта не возымеет. Впрочем, позже, иногда приходя в себя, он уже не осознавал ничего кроме страха перед смертью, продолжением усиливающихся мучений и небольшой доли желания выжить.

Так выжигают чувства принцы.

Это был замечательный выходной день. Левенхэм дал Марии выходной вне очереди. Луне нужно было сопровождать Рашингаву, и она убедила хозяина дать фитке-любимице книг для самообразования и оставить в покое. Только не выпускать наружу из дома – это Луна выделила особенно отчётливо. В такие дни было непонятно, кто хозяин в этом доме. Левенхэм влюбился до такой степени, что начал заикаться в присутствии Луны. И это было так мило, что хотелось наблюдать свечи напролёт. Экономка, сообразив, что хозяин слишком обескуражен собственным чувством, чтобы склонять дочку принца к разврату, как, видимо, намеревался в начале, то и дело подстраивала им встречи. Иногда она придумывала такие ситуации, когда Левенхэму приходилось что-то объяснять Луне, и он начинал смущаться и розоветь. Когда это происходило в холле, на лестнице или в коридорах, штат сервов собирался полным составом, чтобы полюбоваться на это с безопасного расстояния. Хозяин даже не слышал хихиканья – внимал только стоящей перед ним девушке. А Луна совершенно не понимала, что происходит. Как такое было возможно в её восемьдесят лет?! Мария не считала себя искушённой в любви, но не заметить такого чувства к себе, пожалуй, не смогла бы.