Шрифт:
Даже и не собираюсь. Зачем мне это надо?
***
Тридцать первого декабря весь красный лагерь гудел как разворошенный муравейник. Саурон улетел в Ленинград еще двадцать пятого, а поэтому приготовлениями ко встрече Нового 1995 года верховодил Сковородкин. Как результат, под елкой и на импровизированном танцполе стояли шум и гам, но в итоге всё успели закончить вовремя. Примчались и рыжие братаны, притащившие громадный ящик своих шутих и фейерверков. Фреда и Джорджа впустили беспрепятственно, ибо обоих уже считали "своими", все знали, что братанам можно доверять, поделками близнецов остался впечатлен даже Саурон. И они доверие оправдывали, взявшись помогать наравне со всеми. И именно они в итоге работали со своими изделиями, успевая в процессе обучать русских коллег по устройству мелкой и крупной магической пакости.
Как стемнело, зажгли всю иллюминацию, что с Рождества повторялось каждый день. Советская и французская делегации пришли в красный лагерь в полном составе, появилась даже мадам Максим, решившая сопроводить своих подопечных.
За какие-то минуты до девяти вечера по Гринвичу, и двенадцати по Москве, все до единого встали из-за стола с бокалами шампанского в руках. На экране большого телевизора как раз в этот момент прервался показ новогоднего концерта и появилось изображение заснеженного Кремля.
Председатель Верховного Совета СССР товарищ Машеров выступал недолго, пожелав всем собравшимся удачи в новом году.
И вот он, главный торжественный момент этого вечера... На экране телевизора появились куранты на Спасской башне московского Кремля.
...Десять! Одиннадцать!! Двенадцать!!!
С Новым годом!!!
– взлетели вверх бокалы.
С Новым счастьем!
С Новым счастьем!
В честь наступления Нового года на далекой Родине решили устроить салют. Ящик с шутихами от Фреда и Джорджа пришелся очень кстати.
Над заснеженными холмами, окружавшими Хогвартс, расцвели огненные цветы. Все в замке, кто еще не спал, прильнули к окнам, глядя во все глаза на невиданное зрелище.
Салют гремел довольно долго, минут десять. А когда погасли последние искры, из красного лагеря послышалась музыка. Русские гости включили магнитофон, и эхо от самых разнообразных песен, как русских, так и иностранных, еще долго отдавалось по всей округе.
За вечер хватило всего - и песен, и танцев, и шуток, и веселья. Импровизированная дискотека прошла на "ура", даже в замке сразу смогли уснуть далеко не все - кое-кто так и до полуночи пытался разобрать в доносящемся со стороны советского лагеря шуме и гаме слова каких-нибудь песен.
Самому Гарику, впрочем, тоже довелось петь песни, когда большая компания разбилась на мелкие группы по своим купе. Неугомонная Дора сунула гитару в руки своему младшему брату, сев рядом с ним, а с другой стороны пристроилась Флёр, не меньше обожавшая хорошие песни.
Довелось и потанцевать, когда все опять собрались на танцполе и включили магнитофон.
В двенадцать по Гринвичу сцена встречи Нового года повторилась вновь. Без особого шума, без выступлений и речей, просто подняли бокалы еще раз, за то, чтобы в новом году жилось лучше, чем в ушедшем.
В ту ночь мадам Максим возвращалась в карету в гордом одиночестве. Все до единой ее ученицы остались праздновать Новый год у русских друзей. И даже потом, хорошо за полночь, все попросту разбились по парам и так, в обнимку, и разбрелись по вагонам пепелаца, благо свободных купе хватало, а сотворять мягкую мебель все умели.
Гарик, Дора и Флёр оказались самыми стойкими. С новогодней вечеринки они уходили последними, и Гарику пришлось в буквальном смысле нести на руках засыпающую на ходу Флёр.
Зная, что младшему брату и его любимой девушке (в чем она теперь уже не сомневалась!) нужно время наедине, Дора тактично исчезла куда-то, сказав, что пойдет праздновать к друзьям. Гарик и Флёр прошли в купе. Нижнюю полку Гарик превратил в большой матрац, размеров которого хватило, чтобы улечься обоим.
Арик, - прошептала в темноте Флёр.
– Спасибо тебе.
За что, Флёр?