Шрифт:
Я сжал кулаки. Одно дело пытать взрослого, но детей? Я поклялся, что убью мужчину в тюрбане перед уходом. А я уйду. И заберу с собой Ану. Меня отвели в комнатку сзади и усадили на стул. Мои ноги были скованы цепями, соединенными с полом.
Мужчины оставили меня, забрали с собой свет, и я подумал о доме. Он был полон роскоши, а под полом был темный секрет. Болезнь, что разъедала сердце дома как гниль. Это не было видно, пока не уберешь слои, но, сидя в темноте, слушая шорох мышей, тихие всхлипы детей, я ощущал, как зло осязаемо пульсирует вокруг меня.
Не знаю, как долго я сидел там, пока свет не пронзил тьму. Тяжелые шаги приблизились, рыдания детей не было слышно. Шаги подошли к двери моей комнаты, и дверь медленно открылась. Вошел мужчина в тюрбане. В этот раз тюрбана не было, и я заметил, что его круглая голова почти лысая. Длинные тонкие волосы были убраны со лба, покрытого потом.
Наемник пришел с ним, опустил лампу и встал снаружи, закрыв за собой дверь.
— Вот мы и встретились, — глаза мужчины блестели с интересом.
Я молчал, он склонился и прижал пальцы к столу между нами. Я не понимал, что он такой толстый. Он был в слоях ткани на аукционе. Конечно, он жарился на солнце. Он заерзал на стуле, лениво снял накидку.
Изнутри нее он вытащил сверток и развернул его на столе передо мной. Разные инструменты сияли, словно только начищенные, они были в маленьких кармашках. Он вытащил один и принялся чистить им ногти. Уголок моего рта приподнялся. Это могло напугать детей, но не меня.
— Что вам нужно? — спросил я, не желая играть с ним.
— Ты думал, что построил себе тут место? — спросил он с мирным видом.
— У меня был другой выбор? — ответил я.
— Да. Это верно, — ответил он, вздохнул и убрал инструмент. Он пронзил меня взглядом, оценивая, стуча пальцами по столу. — Я буду честен, — сказал он.
— Это я ценю, — сухо ответил я.
— Я получил предмет, что принадлежал тебе, и мне стало так интересно, что я попробую поговорить с тобой о нем.
— О? — я изображал неведение.
Он рявкнул приказ, мужчина вошел и опустил знакомый рюкзак на стол.
Мужчина оставил нас, и он открыл сумку и вытащил яйцо феникса.
— Этот… камень твой, да? — спросил он.
— Да, — сказал я.
— Был, — уточнил он. — Теперь он мой. Но я хочу знать… что это?
Я пожал плечами.
— Камень, как вы и сказали.
Он издал смешок.
— За дурака меня принял? — спросил он.
Я молчал, сидя на стуле. Его глаза пылали от этого, лысая голова стала другого оттенка.
— Обещаю, — предупредил он, — ты расскажешь…
Я прервал его и сказал:
— Или что?
Теперь он кипел от злости. Его лысая голова могла загореться, как факелы снаружи. Но он быстро, как раскаленный меч в воде, успокоился, сел и холодно улыбнулся мне, пока пар шел из его ушей.
— Что же? — сказал он. — Ты расскажешь, что я хочу знать. Обещаю, — пригрозил он.
Он ушел за дверь, оставив меня с мужчиной, что убрал оковы с моих лодыжек.
— Не стоило так, — прогудел мужчина, пока вел меня в пустую клетку. — Это сделает больнее.
— Не люблю задир, — ответил я.
Он повел меня к клеткам, открыл пустую и толкнул меня в нее.
— Твоя голова рискует, — сказал он. — Помни это.
С этим словами он ушел, погреб окутала тьма. Не знаю, как долго я был там. Я точно уснул, но проснулся, когда дверь погреба открылась, и ввели другого пленника. Клетка напротив моей была открыта, туда бросили худого ребенка. Он отполз к стене и обвил руками худые коленки.
Мужчины ушли, а я смотрел в тени, но не видел лицо.
— Есть тут кто? — тихо позвал я, чтобы стражи не слышали. Тихий шорох, и я заметил длинные темные волосы и зеленые глаза, и дверь погреба захлопнулась.
Глава 18
Принцесса и тигр
— Анамика? — тихо прошептал я. — Меня зовут Кишан. Я спасу тебя.
Она не ответила. Я не винил ее. Она меня не знала. Ее брат сказал, что она вообще меня не помнила. Что-то задело мое плечо. Я отпрянул, думая, что это крыса или паук, но потом услышал голос мальчика из соседней клетки.
— И нас тоже? — спросил он.
Я не видел во тьме погреба, но нащупал худую руку и пальцы, что коснулись меня. Мое сердце разбилось, я нежно сжал его ладонь.
— Я помогу всем вам, — сказал я. — Обещаю.
Хотя мое тигриное зрение пропало, десятки голодных глаз точно посмотрели на меня. Я почти ощущал вкус их надежды, детской веры.
— Но вам придется потерпеть, — предупредил я, говоря так, чтобы они слышали, а стражи — нет. — Мне нужно время, чтобы понять, как нас увести отсюда.