И тогда Эйра тихо прошептала:

— Кровь...

И все поняли, о чем она: золотой зверь истекал золотой кровью.

— Не ровня нам? — задумчиво переспросил Ух’эр.

Но ему не ответили. Лаэф набрасывал тени: одну за другой, чтоб Затхэ промахивался, чтоб не видел удара, чтоб не успевал увернуться. Но Затхэ уворачивался. И бил, и рвал сам.

— Тэхэ! — звенящим голосом позвала Сорэн, протянула к сестре белую руку. — Лук!

— Дай людям завершить дело, сестра, — мягко сказал Лаэф. — Или тебя так напугала золотая кровь?

— Тэхэ! — требовательно повторила Сорэн. А та, сжав в руке лук, смотрела на Эйру. Но Эйра молчала, только плечами пожала в ответ сестре.

Тэхэ фыркнула, выбросила руку с луком в сторону, не глядя на Светлую.

Сорэн осторожно приняла оружие, легко подняла, выпрямилась на краю скалы. Вытянулась струной, натятула тетиву, выдохнула и застыла. А потом — отпустила.

Стрела свистнула в воздухе.

Затхэ вскинул лапу для очередного удара, когда она пронзила его сердце. И Затхэ пошатнулся. Шагнул назад, а люди бросились за ним — добивать. Ударили раз, другой, на мгновение он скрылся за ними, потом отбросил, поднялся. И Сорэн выстрелила снова. И снова.

Последняя стрела ударила в грудь, когда он стоял на самом краю. Затхэ пошатнулся — и рухнул со скалы.

Ух’эр швырнул следом еще одну сеть. Чтоб никогда. Никогда. Не возвращался.

— Что смотришь? — спросила Сорэн у Эрхайзы и швырнула лук к ногам, в снег. — Я не желала Затхэ зла, мне просто надоело смотреть на это. Его все равно убили бы. И все равно он не знает, что убили его не люди.

Двинулась было, чтоб уйти, но остановилась, развернулась и сказала:

— С этих пор любое смешение кровей будет под запретом. Боги должны оставаться богами. Люди — людьми. Звери — зверями. Все остальные будут монстрами. И монстров будут истреблять.

— В этом есть смысл, — отметил Ух’эр и почувствовал пристальный взгляд Эрхайзы уже на себе. Когда надо, Лаэф умел смотреть так, чтоб это почувствовали.

— Такое добро никому не нужно, — согласился Заррэт и сплюнул в сторону обрыва, на котором все еще стояли люди. Смотрели вниз.

— С каких пор ты начал понимать слово “смысл”? — спросила Эйра у Ух’эра.

Лаэф растворился в тени. Они вновь взялись за свое.

В чем-то малыш был прав.

Эти споры и впрямь однообразны.

***

Никто не видел, как он вскарабкался по скале. Нет, тело осталось там, внизу, в сетях Ух’эра. Осталось навеки — он был бессмертен. Но дух его оказался слишком живым: не мог, не хотел упокоиться.

Затхэ слишком хотел жить.

И все еще был воплощением огней из кузни Заррэта, сплетением солнечных лучей Ирахана, и теперь эти лучи сердцем бились пульсировали в новом теле — что создал себе из капель соленой воды.

Но каждое движение было невозможным. Каждое движение причиняло боль.

И все же он карабкался вверх по отвесной скале, дух Затхэ, создавший себе новое тело. Он знал, что сил держать в нем долго не хватит.

Он и не хотел держаться долго.

Выбраться, выползти на вершину скалы, с которой так подло сбросили те, кому доверял.

И он выбрался. Поднялся на ноги, распрямил спину и вскинул голову.

— Я... — сказал он, с трудом, через силу, но проклятье должно быть произнесено, иначе о нем забудут, иначе оно растворится во времени, а Затхэ желал, чтоб оно было вечным. — Я вернусь. Буду возвращаться. Перерождаться в ваших детях. Я уничтожу вас, как вы уничтожили меня.

Он поднял голову, запрокинул лицо к небу, но лишь Рихан смотрела на него сверху вниз. Безразличная и холодная сестра.

— Я. Буду. Возвращаться, — повторил он.

И рассыпался каплями.

Выбросил руку в последний момент — и побежали, помчались по лесам и селениям волчьи тропы, ступив на которые люди будут обращаться, а после — уничтожать друг друга так, как уничтожили его. И рассыпались капли вокруг — и там, где упали в землю, проросла новая трава — чтобы те, что не пойдут по тропам брали ее сок, и сок сжигал, душил монстров так, как сейчас душил Затхэ воздух вокруг.

И выдохнул в последний раз — и дух его вместе с дыханием освободился. И пламя вспыхнуло в воздухе и рассыпалось, разлетелось десятками искр, и подхватил их ветер, и разнес по лесам. Дух Затхэ выбрал свою землю. Дух остался жить здесь. И больше никто не сможет изгнать его.

И если бы кто-то прислушался к ночной тишине, услышал бы разнесшийся по его землям шепотм. В третий раз сказал Затхэ:

– Буду. Возвращаться.

И замолчал — но лишь до того времени, как приняла его в свое тело первая из женщин, к которым он приходил в снах. Наука бродить по снам, которой обучил Ух’эр — хоть что-то из его уроков пригодилось.