Говорили, что Озеро — то слезы Ух’эра, бога смерти. Что плакал он лишь однажды, и было это именно здесь, в Нат-Каде, тогда еще — любимой беломраморной обители Сорэн. Но чего ему было плакать, и причем здесь Сорэн, Бордрер не знал. Он еще в глубоком детстве перестал слушать все эти бессмысленные росказни.

В любом случае, и Озеро, и Башню отгородили огромным забором. Башни уже давно не были ни сигнальными, ни сторожевыми. Нат-Кад изрядно разросся с тех пор, как их возвели, и остались они памятниками древней архитектуры в центре города. Но если к остальным трем подойти было можно, даже внутрь зайти, даже подняться, если не боишься, что ступени под тобой проломятся, то эта, четвертая, давно погрязла в зарослях и паутине. Если, конечно, на берегу Озера Скорби были заросли. Если там что-то росло.

Бордрер никогда не заглядывал за тот высокий забор. Никто не заглядывал. Но выше забор был лишь вокруг дворца Тейрина — маленькая крепостная стена. А к своему дворцу Тейрин точно не подпустит никого из монстров.

— Стена вокруг Озера, — напомнил Бордрер. — Можно сказать, что я буду в башне.

— Иди, Чистильщик, — кивнул Тейрин. — Если Зверь в городе, он быстро найдет ведьму. Нивен тем более быстро найдет твой дом. Постарайся успеть. Иначе нам придется воевать на два фронта. И сейчас мне это совершенно не нужно.

— Сейчас? — переспросил Бордрер, который уже поднялся и двинулся было к двери.

Тейрин слишком расслабился при нем — слишком много мыслил вслух. И всплыло некое “сейчас”. Что происходит сейчас? О чем не знает Бордрер?

“Вопрос в том, о чем ты вообще знаешь, старый хрыч, — тоскливо подумал он. — Ну, ничего. Ничего. Я вас всех, мелких, еще переживу. Передавлю, как тараканов. Сначала Нивена задавлю, потом и до тебя доберусь, Повелитель Тейрин”.

Тейрин пристально глянул в глаза и ткнул пальцем в сторону двери.

“И пальцы тебе переломаю”, — мысленно пообещал ему Бордрер. И вышел.

Он знал немногое, и неопределенность убивала.

Его люди ждали у ворот.

— Слушайте, - сказал им Бордрер. — Дом оставим. Всем собрать отряды и занять башню у Озера Скорби. Там с ним разберемся. Со всеми разберемся.

Тейрин предлагал разделить силы. Но Бордрер решил иначе: его сила — все, что осталось. И всю силу нужно сосредоточить в башне. И ударить так, как могут ударить Чистильщики.

***

Тейрин глядел в окно, перекатывая камень на ладони.

Сорэн слышала: он звал.

— Сорэн, — то ли шептал, то ли думал. — Сорэн, Светлая. Помоги.

— Тейрин, — отозвалась она, мягко, нежно. Обняла бы за плечи, но рук не было — просто погладила дуновением теплого ветра, бросила отблеск света под руку — на подоконник. Просто сказала: я здесь, милый мальчик, я рядом.

— Монстр из Даара, — прошептал Тейрин. — Охотник напуган. Стоит ли бояться мне?

— Ничего не бойся, — напомнила она, — рядом со мной — ничего не бойся, Тейрин. В Дааре много монстров — там пролито много нечистой крови. Но никому из них не справиться со мной.

— Почему? — спросил Тейрин. — Что там было? В Дааре?

Говорить об этом не хотелось, но Сорэн превозмогла себя. И заговорила:

— В Дааре был убит первый монстр. Он напал на людей, и я убила его. Из капель его крови родились другие. Но, мальчик, я убила монстра. Думаешь, я не справлюсь с каплей его крови?

— Как ты его убила? — спросил Тейрин. Иногда он задавал слишком много вопросов и этим был очень похож на него. На первого монстра.

На Затхэ.

— Пронзила сердце, — ответила Сорэн. — Любое чудовище можно убить, если знаешь, где его сердце.

— Тебе жаль его? — спросил Тейрин, и голос его изменился.

— Нет, — честно ответила Сорэн. — Он заслужил эту участь.

— В легенде не было ничего о его смерти, — хмыкнул Тейрин по долгому размышлению. — Там говорится, он до сих пор жив и продолжает плодить новых монстров.

Стояла бы Сорэн перед ним, сверлил бы сейчас взглядом ее, а так — напряженно глядел в окно, будто распахнутые ставни могли ответить. Врет или нет?

— Ты помнишь легенду, — сообщила очевидное Сорэн, и в ее голосе Тейрину почудилась мягкая улыбка. — Ты уже так много всего знаешь...

Да, он знал. Легенды он знал наизусть. Как не знать, если приходится иметь дело с одной из них живьем? Не во плоти, просто живьем. Пока не во плоти.

Пока.

***

Эйра завидовала отцу своему, творящему зверя и птицу и человека. Говорила:

— Чем хуже я, истинная, любимая дочь его, ведь кто как не любовь будет любим?