— Да тут не видно ничего толком, — пробормотал Бордрер.

— Он шел по лесам от Даара до Мадага. Его не могли найти, потому что искали на точках выхода, возвращались, снова искали, а он все не выходил. Видишь дни? Неделя. Он шел неделю. Выводы, Чистильщик?

— Он медленно ходит, — раздраженно вздохнул Бордрер.

— Человек идет медленнее волка, — сказал Тейрин. — Особенно — по лесу. Зачем ему идти в человеческом обличье так долго? Ноги в кровь сотрет.

— Риирдал не прав, — понял наконец Бордрер. — Он не меняется, когда захочет?

— Здесь, — Тейрин ткнул пальцем в карту, — в Мадаге, он говорит, что идет в Нат-Кад. Искать оборотней. И угоняет зогра с повозкой. Почему?

— Он хочет добраться до цели быстрее. Уйти от погони.

— Он знает, что за ним погоня, — кивнул Тейрин. — И знает, что его будут искать. Зачем ему говорить о том, куда собирается?

— Он… хочет, чтоб его нашли?

— Тогда его нашли бы, — Тейрин подбросил камушек вверх, откинулся в кресле, наблюдая за его полетом. Поймал и подбросил вновь. Проговорил, следя за камушком. — Думаю, он не говорил, куда идет. Думаю, он спрашивал. Об оборотнях. И кто-то сказал о том, что об оборотнях знают в Нат-Каде. И дальше он шел в Нат-Кад. Ехал в Нат-Кад. Его теряли, потому что он шел кругами. Что означает, что мыслит он вполне по-человечески и способен путать след.

Поймал камень в очередной раз, сжал в кулаке, неожиданно выпрямился и остро уставился Бордреру прямо в глаза.

— Он знает, кто он такой, — сказал Тейрин. — Но не умеет собой управлять. А значит, мы имеем дело с обыкновенным оборотнем, которого даарцы почему-то приняли за Зверя из своих легенд.

— Хорошо, — согласился Бордрер. — А с эльфом-то что?

— Охотник догнал своего зверя под стенами Нат-Када, и там охотника ранили. Говорит, стрелявший не был похож на человека. И стрелял не по-человечески. Охотник ушел, как только рассмотрел существо, спрыгнувшее с дерева. Серая кожа. И лицо, и одежда. Охотник решил, что это эльф. Я не стал разубеждать.

— Черт, — вздохнул Бордрер. — Урод совсем двинулся. Всех подряд убивать стал…

— Нет, — Тейрин вновь поднял указательный палец, и Бордрер замолчал. — Не делай поспешных выводов.

Потянулся к доске и снял две фигурки: волк и воин. Поставил перед собой, задумчиво уставился на них.

“Ну? — мысленно подогнал его Бордрер. — Насколько непоспешными должны быть выводы? До завтра на игрушки таращиться будем?”

Но промолчал. Тейрин еще не уставился стеклянным взглядом в стену, значит, пока рано приводить в чувство. Пока он просто думает. Долго думает.

— Они встретились, — сказал Тейрин. — Что было дальше? Предположим, Нивен убивает зверя.

И убрал волка, сжал в кулаке вместе со своим чертовым камнем.

— Но охотник говорит, зверь жив. Говорит, они, даарцы, это чувствуют. И он чувствует, что зверь рядом.

— Если он даже не знает, что это за…

Бордрер осекся, потому что Тейрин вновь поднял палец. Он говорил сейчас с собой, и его не стоило перебивать. И Бордреру выпал уникальный шанс: впервые в жизни подслушать, понять, как думает Тейрин. Что вообще за хрень происходит в его голове.

— Стоит ли верить охотнику? — спросил Тейрин у себя. — Мне он не врет, но — себе? Его разум затуманен жаждой большой победы. И еще, кажется, мести. Человек, что обернулся зверем... Охотник знал его. Они враждовали. И теперь у охотника есть возможность отомстить. Но охотник рассудителен. Ему хватило ума понять, что он ранен и не справится с эльфом. Как бы ни была сильна его жажда, он переступил ее, отпустил зверя и пошел ко мне. Предположим, он умеет не врать себе. И действительно чувствует, что зверь жив, и он здесь...

Тейрин вернул волка на доску. Сгреб в кулак фигурку воина.

— Зверь, — сказал он, — убивает Нивена.

— Нет, — мрачно ответил Бордрер. — Нивен точно здесь. Засветился на улице…

Тейрин вернул фигурку на стол. Поднял холодный взгляд. Спросил:

— Засветился — как?

— Ну, узнали его, — пожал плечами Бордрер. Как еще засветиться можно? Песни петь на Городской площади?

— Кто видел? — спросил Тейрин, продолжая глядеть в глаза. — При каких обстоятельствах? Что он говорил? Что делал? Почему открыл лицо? Почему он вообще пришел? Ты же его убить пытался, верно?

— Люди убежали, как только его увидели, — мрачно ответил Бордрер. — Не удосужились спросить. И их можно понять.

— Жаль... — ответил Тейрин, и это “жаль“ прозвучало как приговор, и Бордреру показалось, что сейчас Тейрин будет звать стражей, чтоб те разобрались с ним. Но Тейрин отвел взгляд, вновь уставился на фигурки на столе и продолжил. — Никто ничего не спрашивает. Никто ничего не знает. И я не могу увидеть картины.