***

Тэхэ вовсе не вышла — прислала вместо себя к опушке лесов оленя.

“Когда буду убивать тебя, сестрица, — подумала Сорэн, — убью не сразу. Рога для начала вырву. Чтобы больнее. Любишь ударить больно — отплачу той же монетой”.

Эйру, дурочку, просто проткну лучем света, тебя же — нет. С тобой разговор будет дольше.

***

К Лаэфу она сама не решилась зайти. Остановилась на границе света и тени у самого ущелья. Крикнула:

— Лаэф! — и шагнула назад — из тени к ногами метнулись змеи. Замерли, свернулись клубками, готовые броситься на нее, сделай она лишнее движение.

— Чего ты хочеш-шь? — прошептала тьма.

— Хочу убить тебя, — призналась она. И тьма презрительно расхохоталась, и пахнуло холодом и гнилью. — Но не сейчас. Сейчас нужно поговорить с Затхэ. Нам всем нужно поговорить с Затхэ.

— Мне не нужно, дорогая сестра, — с мягкой насмешкой прошептала тьма, Лаэф мгновенно менял голоса. Но она всегда узнавала. Она всегда узнавала его. — Меня не интересуют дела монстра.

— Он ходит к людям, — напомнила Сорэн.

— Боишься заразиться от него человечностью? — послышался второй голос. И смех — нежный, серебристый и безумный. Вот почему был запах гнили — братец Ух’эр гостил у Лаэфа. Он частенько заглядывал, ко всем, без спросу, почти как Затхэ. Только вот Затхэ до поры до времени были рады видеть, Ух’эра — нет, никогда нет. И все же — он ходил в гости. Для Смерти любые двери открыты. И не существует ни света, ни тьмы.

Ух’эр взбирался с ногами на столы, шутил, смеялся сам с собой, бросался безумными фразами, и разобрать, что из его бреда несет смысл, а что — нет, было невозможно.

Затхэ перенял у него бесцеремонность. И манеру насмехаться. Всегда — насмехаться. Только вот Затхэ был куда разумнее.

Любой здесь был разумнее Ух’эра, даже слепец Лаэф лучше видел дорогу, по которой шел. Ух’эр же — вечно метался.

— Он настраивает людей против нас, — сказала Сорэн. — Они смеются над нами. Над тобой тоже, Лаэф. И над младшим твоим кривым отражением — уверена.

— Эй, Светлая, — Сорэн вздрогнула, обернулась — Ух’эр уже стоял в шаге от нее. Кривой и темный, даже в лучах Ирхана. Несущий гниль и разложение. И заглядывал снизу вверх. И улыбался — одними черными глазами, но так, что хотелось выжечь и эти. — Я ведь все равно смеюсь последним, не правда ли?

— Лаэф, — Сорэн развернулась к младшему спиной — не стоит он ее внимания. — Приходи сегодня вечером на вершину. Мы будем ждать.

Ее похлопали по плечу, привлекая внимание, и Сорэн обернулась к Ух’эру.

— Чего тебе? — презрительно процедила. Слишком много тьмы вокруг. Она задыхалась от нее. И от этого запаха.

— Отдай его мне, — заулыбался Ух’эр. — В подземное царство. Я его там в клеть посажу.

Сорэн, превозмогая отвращение, наклонилась к нему поближе, прошептала:

— Клетка не поможет. Ты заберешь его и разорвешь. Как только все остальные увидят, что иного пути нет.

Глаза Ух’эра восхищенно вспыхнули, и вновь разлился над Гьярнору серебристый смех.

— А что мне за это будет? — прошептал он в тон ей, отсмеявшись. Придвинулся еще ближе, и губы его были совсем близко. И хотелось ударить, чтоб разбить их, в кровь. Чтоб не так близко.

Но кровь Ух’эра — полна ядовитой гнили. К нему лучше не притрагиваться — отравит.

— А я тебя не трону, когда приду расправляться с Лаэфом, — тихо сказала она.

Ух’эр презрительно фыркнул. Но не ответил, задумался. Может, о предложении Сорэн, а может, о цвете океана в это время суток. Мысли Ух’эра — спутаны, скручены узлами, сплетены косами. Не разобрать и не распутать.

Сорэн пошла прочь.

Она свое слово сказала. Решение за Лаэфом. За каждым из богов.

***

Лаэф шагнул к Ух’эру из тени, положил руку на плечо, и Ух’эр покосился снизу вверх.

— Что она сказала? — спросил Лаэф. Когда говорил с Ух’эром — голос был твердым и чистым. И сам он сплетался из теней, становился телесным. Осязаемым. Он рассыпался тенями только перед Сорэн — чтоб если проткнет сверкающим ножом одну тень, — остальные набросились и задушили.

Ух’эру, значит, доверял.

А ведь как будто бы не глупое существо…

— Смотри на ее спину, — прошептал в ответ Ух’эр.

Лаэф присмотрелся — в том месте на плече, где Светлую тронул Ух’эр, остался черный отпечаток его ладони. Черный след на белом плаще.

— Сорэн! — крикнул ей вслед Ух’эр. — А ты не такая чистая, как думаешь!

И расхохотался.

Лаэф покачал головой и нырнул во тьму.

Йен остановился у темной деревянной двери. Тихо выдохнул, опустил голову и набросил капюшон.

Так нужно ходить в Нат-Каде?

Толкнул дверь, та не подалась, а рука скользнула - дерево было будто размокшим. Будто от постоянной влаги начало гнить изнутри. Йен встряхнул руку, бездумно уставился на ладонь.