Шрифт:
Матери дома не было. Хильда была на опушке леса – маленький Вильгельм приболел и ему требовалась настойка из лесных трав.
Агату усадили на пень, на котором рубили по обыкновению дрова, да головы курам. Понимая неминуемость непонятного наказания, девочка изо всех сил сдерживала свои рыдания, слушая как шелестят разрезаемые ржавым лезвием волосы. Ганс и сам тогда смолк, пытаясь сосредоточиться на обязанностях цирюльника. Сама природа, замолкла, наблюдая за этой ужасной немой картиной, пронзенной детским отчаянием. Беззвучно на землю падали темные вьющиеся локоны, оскверненные рукой пьяного отца. Как же она тогда просила о помощи…
Но... никто не пришел.
Хильда, вернулась лишь поздно вечером, обнаружив тихие страдания маленького ребенка, продолжавшего сидеть на разделочном пеньке. Девочка жала маленькие ладошки к глазам. Кружевной ворот платья, за которое уверенно держался Ганс был порван, оставив на шее девочки натертую ссадину. Вокруг пня лежали темные локоны, да ржавый нож.
Напрасно мать пыталась выяснить, что произошло. Ганс спал как убитый, а когда проснулся, пробурчал, что ничего не знает. Вильгельм не слышал, а Агата… Агата долго молчала и первое слово слетело с ее губ лишь тогда, когда пришедшая в деревню бабушка одела на нее красный берет, что услужливо спрятал девичью обстриженную голову. С тех пор, девушка прятала свои волосы от любопытных глаз деревни.
– Ты как всегда задерживаешься!
– Ах? Это ты. Извини…
– Доброе утро, А-г-а-т-а. – прерывая цепь печальных воспоминаний, перед девочкой предстал волк. Что-то не понравилось ему в выражении лица его знакомой. – Что… что-то не так?
– Нет… нет, что ты. Все хорошо. Я просто задумалась.
– Врать ты совершенно не умеешь.
– Я просто не хочу говорить… – девушка погрустнела еще больше. Странно. Обычно она всегда улыбалась. Может, у нее какая-нибуль “неудачная охота” или произошло что? И говорить она ему не хочет. Чтоб такое сделать?
– Повой. – внезапно сказал волк.
– Повыть?!
– Ну да. Волки иногда воют просто так. Это н-не значит, что мы кого-то зовем или…
– Последнюю неделю ты поэтому так часто воешь? – искривив в подозрении бровь, спросила девушка, заглядывая в желтые глаза хищника. Тот, уязвленный за самые чистые помыслы своей души, слегка надулся. Ведь выл по ночам он не просто так, и даже не для того чтобы позлить охотников. Ох уж эта девчонка со своими расспросами! – Я…я не умею.
– Ты даже не пробовала. – не глядя и по-прежнему дуясь, ответил волк. Агата посмотрела на этот гордый профиль уязвленного хищника. Он порой бывал таким забавным, особенно когда вот так вот обижался.
– Хм… хорошо. Но можно и я тогда кое о чем тебя попрошу?
– Попросишь? – слова девушки заставили забыть о великих обидах. Волк явно заинтересовался. Ему не важна была цена такой сделки. Пусть хоть попросит его питаться одной травой всю неделю, он это сделает, ведь ему… так хотелось услышать голос его… Ну не его, а этой человеческой самки. – Договорились. Давай.
– Что! Прямо здесь?
– Угу. – притянув Агату за руку к себе, волк провел краткий инструктаж. Что и говорить, эта ученица попала в руки профессионала. – Это просто. Опираешься на задние лапы, втягиваешь воздух и «Ау-у-у-у-у-у-у».
– А если нас услышат охотники?
– Я их съем. – похрабрился юноша. – Не отвлекайся. Ау-у-у-у-у-у-у-у-у-у….
– Ау-у…у-у..у-у…
– Кукушка умерла или мне показалось?
– Что? Это была я!
– Пф... Нет, так никуда не годится. Ты должна завыть… Завыть... Завыть обо всем на свете, что у тебя вот здесь. – волк положил руку на грудь Агаты, пытаясь вытянуть протяжный вой из глубин ее души. Девушка возмущенно покраснела на такой жест, но хищник, не чувствовавший и не предполагавший за собой никакой вины, не обратил на то никакого внимания. – Давай. Я хочу услышать.
– Эх… Обо всем?
Девочка колебалась, но задрав голову вверх, глядя в бесконечное небо, сквозившее через зеленые витражи древесных крон, она... решилась. Почему нет? Она гуляет по лесу, разговаривает с волком. Почему здесь, где никого нет, ей просто так не повыть?
– А-А-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У....
Вылетев из сердца человека, по лесу разлетелся крик молодой девушки, а может... то была волчица? Об этом знали наверняка лишь слетевшие со своего насеста вороны, недовольные столь частым в последнее время волчьим вокалом. Но кому было дело до их недовольства. Агата еще долго стояла, запрокинув голову к верху, вслушиваясь в то, как спешно скрывается в бездне леса выкрикнутая ею обида, печаль, тоска и… какое-то новое чувство, позволявшее обо все этом забыть раз и навсегда. Волк тоже не сразу опомнился, жадно глядя на открывшуюся столь внезапно Агату. Лишь странное исходившее от нее одной чарующее свечение удержало его от странного желания схватить ее и забрать с собой, как самый ценный охотничий трофей.
– Так… о чем ты хотела попросить? – вырвавшись из оцепенения, спросил волк. Красная шапочка долго на него смотрела и, как-то засмущавшись, едва прошептала.
– Можно, я тебя поглажу?
– Что?!
– Ну… Мне всегда было интересно, какие волки…
– Хм... Х-хорошо. – просьба была очень странной, но что скрывать. Великому одинокому хищнику леса она пришлась по вкусу. Хотя, что-то гордо зашептало внутри него, что он не собака, и нечего давать гладить себя даже особенным человеческим самкам. Но... он заглушил этот голос. – Гладь сколько влезет. Но! Скажешь об этом кому!