Я не удержалась и быстро взглянула на Глеба. Он сидел с совершенно непроницаемым лицом. Будто разыгрывает очередную партию. Что же ты задумал?

— Да, из-за конференции, — чуть менее уверенно ответила я. — И… — я осеклась, но все же добавила. — И не только.

— Сонечка… Иван Андреевич рассказал мне о конференции, — я прищурилась, теперь уже откровенно смотря в непроницаемое лицо преподавателя. — И, видите ли, я не считаю, что вы в чем-то виноваты. Ну, подумаешь, с кем не бывает, волнение, в конце концов, это ваше первое мероприятие такого масштаба. И, я надеюсь, не последнее, на котором вы будете представлять наш университет, только, я надеюсь, уже от нашей кафедры, ведь вы талантливая студентка… — Декан буквально споткнулся своим монологом, встретившись со мной взглядом. Тяжело вздохнул и развел руками. — Сонь, ну ты же не самурай какой-то, чтобы после первой неудачи, вот так раз и харакири — в другой институт, ну ей богу…

Очень убедительно.

— Давайте поступим так, Васильева: вы сейчас пойдете на лекции и еще раз подумаете о своем переводе. И я подумаю. Вам надо успокоиться, если хотите, можете даже взять пару выходных, я могу вас отпустить, вы наверняка устали после конференции, в этом нет ничего удивительного. Ну? Как, договорились, Васильева?

— Я хочу перевестись, — упрямо повторила я. А мое воображение нарисовало себе меня саму, разодетую на манер японских самураев, сидящую на коленях и делающую себе харакири… Может я и правда тороплю события и рублю с плеча? Я невольно в очередной раз взглянула на Ивана Андреевича. А может и нет.

— Я вас услышал, Васильева, — устало вздохнул декан. — А теперь — услышьте меня. Ступайте на лекцию. Мы решим вопрос о вашем переводе.

Такой ответ меня вполне удовлетворил. Так что поблагодарив декана, я поспешила удалиться из его кабинета. Как можно скорее, чуть ли не бегом… Шаг за шагом, в аудиторию… Села на самый последний ряд, забравшись как можно выше и дальше от профессорского стола, и обхватив голову руками, запустила пальцы в волосы.

Ну почему, черт подери, так больно и тоскливо? Ну?

— Васильева, тебя Иван Андреевич зовет, — внезапно снизу раздался голос нашего старосты.

Я подняла голову, увидев около профессорского стола Глеба. Он стоял, склонив голову набок, уголок его губ чуть скривился. То ли в плохо скрываемой улыбке, то ли от волнения… Ну что вам от меня надо? Неужели так сложно просто оставить меня в покое? Почему надо мотать мне нервы… Что за игры вы опять затеяли?

Может быть, в нее можно играть вдвоем?

— Я вас внимательно слушаю, — твердо сказала я, решив, что даже с места не сдвинусь. Брови Ивана Андреевича удивленно взметнулись вверх. Я вас не боюсь, я же перевожусь, забыли?

— Васильева, будьте любезны, спуститесь, у меня для вас есть новости, — так же твердо ответил Иван Андреевич. Я с сожалением подумала, что больше всего на свете хочу, чтобы он обнял меня. И сказал, что он полный козел… Но, к своему же удивлению, я криво ухмыльнулась, скрестила руки на груди и нагло ответила:

— Иван Андреевич, я повторю. Я вас внимательно слушаю.

Он ответил мне такой же кривой улыбкой, полностью отзеркалив мою позу, только стоя.

— Вы правда хотите, Васильева, чтобы я озвучил все вот так, при всем вашем курсе?

К слову, все, абсолютно все, без исключения, уже давно отвлеклись от своих забот и вникали в наш хамоватый диалог.

— Хочу, Иван Андреевич, — умом я понимала, что рискую и, возможно, где-то в глубине души умная Соня отчаянно протестовала, но я ее давно не слушала. Да пошла ты к черту, умная Соня!

— Да не вопрос! — интонация его стала еще наглее. — Васильева, замуж за меня пойдешь?

По аудитории пронеслись удивленные возгласы и невнятные сдавленные звуки. Все буквально замерли, приковав взгляд ко мне. Даже преподаватель, вошедший в аудиторию. А я озвучила первую мысль, пришедшую мне в голову.

— Ты прикалываешься? — я понимала, что он сейчас скажет, что естесственно, вот уж губу раскатала… Но…

— Отнюдь, Васильева. Я абсолютно серьезен. Замуж пойдешь за меня, нет?

— Это не смешно. — Захотелось тут же всю эту игру прекратить. Зря я это затеяла. Можно же было просто спуститься, просто…

— А я и не смеюсь, — уже серьезно ответил он. — Я тебе не дам перевестись. Я если дам тебе уйти, то буду конченным идиотом.

Да ты и так как идиот…

Тишина давила многотонным грузом. Сдавливала виски. Это все, наверное, какая-то шутка. Замуж?! Что за бред?

— Посмеялись и хватит, Глеб.

— Я не смеюсь, Сонь. Мне уже очень давно не смешно. Люблю я тебя, разве не ясно?! Я знаю, что вранье мое никогда не простишь. Я бы и сам не простил такое. Ответь хотя бы, ты любишь меня?

Чувствуя, как в груди все буквально выворачивается наизнанку, я вспоминала такие дорогие сердцу слова, буквально выжженные у меня подо кожей — «я тебя не брошу».

И я выдохнула только одно единственное слово…

— Люблю.