Мне казалось, во мне уже нет больше злости. Во мне нет ничего. Я будто замерла, со стороны смотря на все это, слушая с ностальгией, как это все началось. Как это все началось для него. Для Глеба.

— И тут пошли эти слухи… Я не хотел этого. Мне это не на руку, уж можешь быть уверена. Отец на меня орал часа два в своем кабинете. Я не хотел, чтобы тебя отправили на конференцию. А зав кафедры так прицепился к этой идиотской курсовой, что я уже был готов признать, что она на самом деле моя! Но тогда бы у тебя были большие проблемы. Да и у меня тоже. Представляешь, Сонь, как ни крути — мы оба по уши в дерьме! — он усмехнулся, и я, будто отражение, повторила его смешок.

— Сонь, ты нужна мне.

Мне кажется, я всегда слышала его голос. Когда читала каждое его сообщение. Когда мысленно повторяла те теплые слова, что он мне присылал. Когда пела под его аккомпанемент, в ту ночь, когда мне так хотелось, чтобы кто-то был рядом… Я всегда слышала его голос. И он был на самом деле так близко…

— Я хотел тебе рассказать, сразу после конференции.

Да, уж лучше после, а то это могло бы меня неизмеримо ранить и… И, собственно, вот…

Он будто прочитал мои мысли, глубоко вздохнул и добавил:

— Я полнейший идиот.

— Это точно, мужик! — довольно громко подтвердил парень, стоящий рядом со мной и внимательно вникающий в наш диалог. Я, словно очнувшись, подняла на него глаза, а потом увидела, что мы вообще умудрились собрать небольшую публику, состоящую из скучающих любопытствующих зевак.

— Сонь, — игнорируя все на свете, продолжал Глеб-Иван-Андреевич. — Ты дрожишь. Пойдем обратно.

Я растерянно взглянула на него и только сейчас поняла, что ошибалась, он тоже вышел на улицу в след за мной прямо в костюме. И, возможно, тоже адски замерз. Черт, а меня и правда колотило…

Я совсем не романтично всхлипнула, вытерла нос натянутым на ладонь рукавом и, шагнув к Глебу, протянула телефон школьнику, тихо поблагодарив его и за сигарету, и за агрегат. А когда до Глеба осталась всего пара шагов, он нетерпеливо сгреб меня в объятия. В такие моменты в мелодрамах толпа начинает восхищенно аплодировать, а главный герой медленно целует свою даму. Но зеваки просто разошлись, видимо разочарованные, что не будет крови и кишок, а мне самой не хотелось ни поцелуев, ни аплодисментов, ни романтической концовки.

— Ты сможешь меня простить? — его шепот, тихий, почти дрожащий от жуткого холода, я буквально почувствовала, потому что он опустился на мою макушку легким дыханием.

— Я не знаю, — в ответ прошептала я.

========== Глава 9. ==========

Комментарий к Глава 9.

Не проверено бетой. Прошу простить.

Вся наша жизнь, красиво, кадр за кадром, прокручиваемая в нашем воображении, выстроена из заезженных клише и розовых мечтаний больной фантазии. Как оно на самом деле? Я уже в который раз убеждаюсь — через одно место. А хорошо это или плохо — это уже другой вопрос. Иногда тебе кажется, что земля буквально рассыпается под твоими ногами и ты летишь в пропасть, свергнутая жестокостью этого мира в самые укромные уголки преисподней, чтобы там проводить оставшиеся годы… Но потом ты вытираешь слезы и ушибленный зад и просто шагаешь дальше.

По крайней мере, так надо в идеале. Но никто не обещает, что именно у тебя так получится.

Эти постыдные часы хочется промотать, а то и вовсе стереть из своей жизни. Это не я сейчас иду, зареванная, укрытая пиджаком Ивана Андреевича мимо всего ректората философских факультетов нескольких университетов страны. Это не я чувствую на себе их любопытные и презрительные взгляды. Это не я, надеюсь, начинаю снова плакать от стыда?

Я почти не разбирала, куда меня вел Глеб. Ведь именно Глеб, не Иван Андреевич, может так ласково обнимать рукой за плечи. Сколько этажей проехал лифт? Разве это важно сейчас? Что вообще сейчас важно? Глаза болят…

С чувством какой-то неизмеримой жалости к самой себе я вдруг ловлю себя на мысли, что больше всего на свете сейчас хотела бы поговорить с мамой. И услышать от нее такое заботливое и искреннее «ты моя маленькая взрослая девочка»…

— Сонь…

Шепот доносится до меня и вырывает из жалости к самой себе. Зареванная, как никто, я взглянула на Глеба. И увидела перед собой обеспокоенное лицо Ивана Андреевича. Захотелось закрыть глаза и, каким-нибудь волшебным способом исчезнуть отсюда к чертовой матери.

— Сонь, — снова повторил мой спутник, видимо, чтобы собраться с мыслями. В этот момент двери лифта раскрылись и я, опустив глаза и скинув с плеч его руки, вышла вперед, уверенно шагая к номеру.

Войдя в номер, он еще раз предпринял попытку поговорить со мной, но я даже не знала, как ему ответить. Я даже не знала, как к нему обращаться, черт возьми! В моей голове просто не укладывалось, зачем взрослому человеку нужно было все это вранье? Ведь он сам же в нем оказался вымазан, словно в чернющем дегте. Ему самому это все зачем?