— Ну да.

— Нет. Я не м-могу так тебя н-называть.

— Очень жаль.

Она потянулась за миской с водой и встала, бросив на него суровый взгляд. Ее красивые губы сжались в тугую, сердитую линию. Посмотрев на него, ее лицо смягчилось, и она полезла в собранную врачом коробку за желтым пузырьком с таблетками.

— Тебе очень больно.

— Бывало и хуже.

И потому как она знала, что это правда, ее глаза наполнились слезами, мышцы горла заметно напряглись, словно глотая поток жутких воспоминаний. Он наблюдал за ней, чувствуя каждую промелькнувшую на ее лице эмоцию, вспоминая, что поморщившись, она сперва быстро моргала, а когда старалась не расплакаться, то стискивала зубы и попыталась проглотить огорчение. Он все это видел. Он все это чувствовал. Он все это помнил.

Все еще держа в руках пузырек с обезболивающими, она открыла зубами крышку и, наклонив его, уронила одну белую таблетку на диван рядом с его лицом.

— Я принесу тебе воды.

Она вернулась на кухню, поставила коробку на кухонный стол, и он услышал, как в раковине снова зашумела вода.

— Знаешь что? — окликнула его она, выйдя из кухни и стоя на другом конце комнаты, уперев руки в бока.

— Что?

Она проследовала к дивану и, опустившись рядом с ним на колени, протянула ему стакан воды.

— Я не буду звать тебя Сет.

В том, как она произнесла это «не буду», было столько неожиданно родного ему, что, когда он глотнул воды, оно звякнуло у него в голове, словно от удара молотком. Когда он снова лег на диван, она потянулась к его руке. Своими мягкими, теплыми и немного влажными ладонями она развернула его руку и посмотрела на внутреннюю сторону предплечья.

У него бешено забилось сердце, когда глаза Гризельды замерли на ее лице в чернильных завитках. Она порывисто вздохнула, уставившись долгим взглядом на татуировку, затем внезапно наклонилась вперед и прижалась губами к его коже, туда, где были вытатуированы буквы “Х+Г”. Боль от полученных травм и потрясение от встречи с ней? С точки зрения интенсивности, все это меркло в сравнении с ощущениями от прикосновения ее губ к коже, и только через несколько секунд до него дошло, что он затаил дыхание. Когда ему, наконец, удалось выдохнуть и сделать неровный вздох, она подняла голову и встретилась с ним глазами. Согнув в локте его руку, она показала ему татуировку.

— Ты не сделал на своей руке татуировку «С+Р», Холден…

— Гри…

— Тут написано «Х+Г» — «Холден плюс Гризельда». И мне абсолютно похрен, кто ты для Квинта или Клинтона, или… или… или Хозяина, или кого-нибудь еще…

— Г-гри!

— …потому что для меня ты Холден. Я слишком многого лишилась и слишком долго держалась ради кого-то по имени Холден, поэтому ты либо свыкнешься с тем, что я буду звать тебя этим именем, либо…

— Г-г-гризельда!

— Что? — заорала она.

— Ладно.

— Ладно что? — спросила она, сдерживая дыхание.

— Ты выиграла.

— Что я выиграла?

— Да, бл*дь, зови меня, Холденом, раз тебе так нужно! Боже!

Ее поначалу хмурое лицо, сразу смягчилось, уголки соблазнительных губ дернулись вверх, а по щеке скатилась своевольная слеза.

— Холден, — прошептала она, облегченно вздохнув и наклоняясь вперед, чтобы смахнуть ему волосы со лба и прижаться губами к его коже.

От такой награды он в смятении закрыл глаза, и впервые с тех пор как видел ее в последний раз, его разбитое сердце успокоилось, почувствовав настоящее умиротворение.

«Гри. Моя Гри. Она здесь. Она жива».

Отпрянув от него, она приоткрыла губы и глубоко и судорожно вздохнула, затем отодвинулась назад и опустилась на корточки. Она нашла его ладонь и переплела свои пальцы с его пальцами, затем осторожно положила свою руку ему на грудь, ближе к шее, старательно избегая его ран. Он знал, что она плачет, когда она опустила голову на диван рядом с ним. Ее мягкие золотые волосы прижались к его щеке, он переместил пальцы и накрыл ее ладонь своей.

— И что теперь? — прошептал он у самого ее уха, стараясь не закрывать глаза. Таблетки подействовали, и боль наконец-то начала стихать, но теперь ему приходилось бороться с убаюкивающим изнеможением, грозящим затянуть его в сон. Им нужно поговорить. Ему нужно выяснить, где она была, как выжила, кем стала. Ему нужно знать, что когда он проснется, она все еще будет здесь.

Откуда-то издалека до него донесся ее нежный голос.

— Теперь мы немного отдохнем, а потом поговорим.

— Гри…

— Не волнуйся, Холден. Я никуда не уйду. Я обещаю, что останусь.

— Хорошо, — вздохнул он, сильнее сжав ее руку, прежде чем закрыть свои утомленные глаза и провалиться в сон.

***

— Мне лучше вернуться к себе, — сказала Гри, уткнувшись лбом ему в шею, и ее дыхание нежно коснулось его кожи.

— Н-нет, — прошептал он, сильнее прижимаясь к ее телу. — Останься.

В последнее время, с тех пор как им обоим исполнилось тринадцать, он все чаще стал обращать внимание на ее груди. Они были не такими большими, как у взрослых, но и не маленькими, как у детей. Они были заметны под ее поношенным желтым платьем, а когда становилось холодно, казались заостренными. Он старался не смотреть на них, особенно днем, когда Хозяин мог избить его за один только взгляд на Гри, но ему нравилось, как они — такие теплые и мягкие — прижимались к его груди по ночам или раним утром, как сейчас.