Глава 6

Слякотный ноябрьский вечер. Шел редкий крупный снег, но было не особенно холодно, и снежинки начиная таять еще в воздухе, устилали землю серой, пропитанной водой массой. Было неправдоподобно тихо, лищь иногда с мокрых ветвей деревьев гулко капало. Они шли по аллейке, вдоль какого-то забора, разговаривая о чем-то незначительном. Маша рассказывала о первых месяцах в институте, об изучении латыни, которая неожиданно оказалась интересной дисциплиной, несмотря на всякие там аблативусы инструменти и прочие супины, о том, что им скоро надо будет препарировать какую-то дрянь - она училась в меде, а Вал все больше слушал и ему действительно все это было интересно.

Они перешли пустынную улицу и остановились около ее подъезда.

– Мне пора - спокойно сказала Маша и по ее лицу невозможно было сказать, расстроена она этим, или ей вообще все равно, - жутко замерзла.

– Хорошо. То есть ничего хорошего... Пора так пора.

– Вот держи, - она достала озябшими руками из кармана куртки магнитофонную кассету, - послушай, это "Чайф". Мне особенно нравится первая песня - "С войны". Только слушать ее надо в темноте и сидя на полу. Классная вещь.

– Спасибо, сейчас приду домой и попробую. А ты как, завтра свободна?

– Пока не знаю, звони...

– Ладно...

– Ну все, пока.
– Маша повернулась и скрылась в подъезде, ни разу не оглянувшись.

Глава 7

Густав Лемке сидел у себя на крылечке и курил небольшую изогнутую трубку. В неподвижном воздухе теплого летнего вечера далеко разносился аромат хорошего табака, приправленного ванилью и вишней. Густав наслаждался хорошей погодой, терпким вкусом табачного дыма и периодически бросал косые лукавые взгляды на Габи, которая возилась с "анютиными глазками" здесь же рядом в палисаднике, одетая в легкое платье, подчеркивавшее ее довольно объемные формы. В конце улицы показались Маша и Вал. Они явно шли с пляжа, о чем-то весело переговариваясь, Маша то и дело смеялась встряхивая непросохшими после купания волосами. Густав встал и помахал им рукой, а затем, вынув изо рта погасшую трубку, гаркнул:

Эгей, друзья! Заходите к нам, у нас с Габи сегодня на ужин отличный мясной пудинг!

– Гутен абенд!
– крикнула в ответ Маша - Пудинг? Пожалейте наши стройные тела! К пудингу, нибось, пиво полагается!?

– А как же! Что за ужин без кружечки старого доброго темного... или светлого!? Вал, ты какое больше любишь?

Последнюю фразу Густав закончил не повышая голоса, так как Вал и Маша уже входили в низенькую деревянную калитку. Вал поднялся на крыльцо и ответил на крепкое, сердечное рукопожатие немца, а Маша пошла поздороваться с Габи и, расцеловавшись с подругой, стала с интересом рассматривать свежепересаженные цветы.

– О, я смотрю наши дамы нашли общую тему для беседы, - глаза Густава смеялись, - значит у нас есть время выкурить по трубочке. Вал, ты же куришь трубку?

– Вообще-то, раньше пробовал...

– Вот и отлично, пойдем-ка на террасу, у меня есть для тебя маленький Geschenk.

Войдя в дом, Густав подошел к массивному резному комоду и порывшись в одном из ящиков, протянул Валу изящную вересковую трубку.

– Нравится? Это тебе. Не благодари, я очень люблю делать подарки.

– Все равно спасибо...

Они не спеша набили трубки, раскурили, голубоватый ароматный дымок поплыл над столом. И Вал все-таки решился задать давно интересовавший его, но казавшийся бестактным и неуместным вопрос.

– Густав, только не обижайся, я не знаю, насколько эти темы у вас принято обсуждать...как ты сюда попал?

– Тема как тема, чего тут обижаться... А тебе действительно интересно? Что ж, слушай...
– он посопел трубкой, собираясь с мыслями, - Так вот, родился я в 14-м году, в Мюнхене. Учился, себе, потихоньку, на инженера, по автомеханической части, потом работал на BMW, к политике склонности не имел, да и совсем ею не интересовался, если честно. А тут, бац - война, мобилизация, "Родина в опасности!" и все такое. Что делать, или на фронт, или под суд за уклонение идти. Пошел, то есть воевать за родину. Поначалу, вроде как все ничего было: ты, говорят, человек ученый, будешь у нас фельдфебель, бери человек двадцать народу и марш-марш, танки ремонтировать. И попали мы в Шестую Армию к Паулюсу, там и снабжение ничего было, кормежка, обмундирование - полный комплект, главное под бомбу или обстрел не попасть. Ваши танки расколошматят - мы вроде как, чиним. Приходилось, конечно и на поле боя ремонтировать, но поначалу редко; страшно конечно бывало, хотя, риск - дело благородное... Иногда и героизм проявляли. Через год дали лейтенанта и орден за доблестную службу...Всяко бывало, но ребята у нас были хорошие, спокойные и не пьяницы, местных не трогали и те к нам хорошо относились: где тебя подкормят, где сам поделишься, особенно с детьми, у многих ведь дома свои остались...Танцы устраивали, ваши девки - очень ничего, хотя наши - лучше...
– Густав чуть усмехнулся, а затем, посерьезнев, продолжил: - А потом - Сталинград, сначала - все как обычно, а потом поступления техники прекратились, та что была - вышла из строя; раздали нам автоматы, повоюйте-ка ребята как пехота! Тогда, мне совсем худо стало - ну не могу я в живых людей стрелять! А откажешься - сразу к стенке поставят. Ну что делать, лупил в белый свет, как в копеечку. Тут - зима ваша жуткая, греться негде, одни руины, жрать нечего, друзей всех поубивало и такая тоска, и ведь что самое страшное, я на войну не просился, никто меня не спрашивал, сказали: "Ты солдат, офицер, а раз так, выполняй приказ!". А зачем? Ради чего? Многие не выдерживали, стрелялись, а я не мог - грех это.
– Густав глубоко, с удовольствием, затянулся, выпустил к потолку голубую струйку дыма, - И вот как-то, уличный бой, сидим за какими-то обломками, отстреливаемся, патроны хм,.. бережем, тут пуля шальная вскользь по каске, сильно так приложила, падаю и пока еще не потерял сознание, думаю: "ну все, отмучился, слава Богу". А потом понимаю, что от этого не умирают, пуля на излете, сила не та, очнусь, и снова в бой... И так мне стало обидно, слов нет. Прям аж до смерти. И провалился в черноту. Очнулся - лежу на траве, как был, в шинели, сапогах, с автоматом. Лето кругом, тепло, птицы поют. Вижу - деревенька, я туда, а там уж люди встретили и все объяснили... Так и живу здесь. Освоился, язык выучил... Живем, брат.

Он замолчал, и они какое-то время молча сидели пуская дым к потоку. Затем, как бы очнувшись от воспоминаний, поглядел на Вала.

– А ты не здешний, так ведь? Это видно... Тебя Маша сюда вытащила? Ну дает девчушка! Хрупкая, тоненькая, а силища - просто невероятная. Помню дядюшка Хайнкоа ее привел, маленькая, в разорванной рубашонке, глазищами хлопает ничего еще толком не поймет... Ну, мэтр собрал нас, говорит, дескать принимайте новенькую, надо бы с домом помочь, обустроиться там и все такое. А я тогда вроде как одинокий был, ну подкатился к ней, мол fr"aulein, чего вам свой дом устраивать, хлопотно это, идите-ка вы лучше ко мне, вдвоем веселее. Так она мне в душу запала тогда. А она глаза подняла и так посмотрела, аж до печенок пробрало, и не в том дело, что там у нее случилось в прошлом, а просто свои у нее планы и я, Густав Ханс Лемке, в эти планы никак не вхожу. Что ж бывает, погрустил денек-другой, да чего толку горевать, нам это тут совсем ни к чему. А потом обжилась, пообвыклась... А скоро подружка к ней приехала издалека откуда-то, Габриэлла, я тогда понял: "Густав, это твой шанс!". Габи - она точно для меня создана. Так и живем - мы с Габи, а Маша вроде лучшего друга нам, только как бы родная. Сестра что ли...

Они помолчали какое-то время.

– Слушай, Густав, а не скучно вам тут - ни электричества, ни развлечений, народу мало совсем...

– Так ведь оно как: мэтр Хайнкоа обустроил тут все по своему вкусу, а весь этот прогресс ради прогресса тамошний, ему не по нутру. Не любит он, чтобы природу портили бездумно, спешку эту бестолковую, как в том мире была. Да и не так уж тут все просто устроено - ведь не на дровах готовим, есть источники энергии, оттуда берем помаленьку на хозяйственные нужды: готовка, там, стирка и все такое. Только не спрашивай, как все это устроено, не спец я в этом. Народу, тут ты верно подметил, у нас не много, но так, во первых, в город можно податься - там повеселее жизнь, а потом, людей мало, зато хорошие, не попадает сюда нечисть всякая. Да и Стражи приглядывают. Вот только больше нас становится, только когда мэтр лично кого приведет, естественным порядком люди не прибывают. Ну, то есть, физиология вся, хм, работает, - Густав слегка улыбнулся, - а вот детей тут у нас не бывает. Таковы правила.