– Вы с папой обязательно поговорите. Только сейчас он придёт немного в себя. А пока поговорим мы с тобой.

– Ты будешь меня ругать?

– Не буду. Хотя, ты заслужила. Просто расскажу тебе кое-что, и ты сама решишь, будешь так дальше делать или нет. Идёт?

– Идёт. Но я уже всё равно, наверное, не буду.

– То есть, не рассказывать?

– Расскажи... пожалуйста.

Сделав глубокий вдох, смотрю на дочь, на лице которой написан искренний интерес. Тема Лины была табу в общении Алексея с Любой, и он истово оберегал этот секрет. Наверное, даже сейчас я не имела права вмешиваться в это и выдавать ту тайну, которая принадлежала не мне, но если гиперопека Казанского и дальше будет приводить к таким последствиям...

Когда родилась старшая дочь, наверное, только тогда я смогла прочувствовать весь ужас того, что пережил Алексей, когда не стало Лины. Вскакивала ночью даже когда Люба спокойно спала в своей кровати, проверяла, всё ли с ней в порядке. И сам Казанский тоже, видимо, делал всё, чтобы предвосхитить какие-то трудности, пусть порой это и доходило до абсурда. Но Люба, по крайней мере, имела право знать, почему так происходило, чтобы лучше понимать отца.

Опасаясь, что после обязательно отхвачу от Лёши, я начала медленно, взвешивая каждое слово, рассказывать:

– Ты уже наверное, знаешь, что мы с твоим папой познакомились за два года до того, как родилась ты. А до этого каждый из нас жил своей жизнью и даже не подозревал о существовании другого.

– Знаю. И папа сказал, что ты родилась, когда ему было десять лет. Потому он такой старый.

– Это папа так шутит. Ничего он не старый.

– Я ему так же сказала.

Люба с интересом продолжала слушать, пока я - продолжала подбирать слова.

– До того, как мы с твоим отцом познакомились, у него была своя жизнь. И в этой жизни... у него была дочь.

Я замолчала - Люба молчала тоже. Но по лицу её я видела, что она ошарашена, хотя и пытается этого не показывать. Всего на мгновение у меня родилось ощущение, что я только что совершила ужасную ошибку, но я быстро отогнала его прочь.

– А где она сейчас?
– наконец задала вопрос Люба, с опаской, будто я говорила ей об этом потому, что хотела сообщить, что её папа теперь будет воспитывать не только её, но ещё и другую девочку.

– Её больше нет... Она умерла ещё до твоего рождения.

– Почему?

– Она болела. И умерла.

– Как бабушка, которая была до бабы Люды?

– Да, как моя мама и твоя бабушка. Так бывает, мы с тобой говорили об этом.

– Я помню.

Она хмурила брови, видимо, пытаясь понять, как всё это относится к ней. А я снова испытывала то чувство, которое даже словами было нельзя описать. С появлением Любы столько всего поменялось во мне самой, что теперь я уже даже не могла вспомнить, какой была раньше. Но знала, что я нынешняя - это то, к чему стоило стремиться всю мою жизнь. Когда я бросилась на борьбу с лишним весом, мне хотелось добиться гармонии с самой собой. Сейчас же она была абсолютной - и полнота ни имела никакого значения.

В мире столько вторичных, несущественных вещей, которыми люди забивают себе головы, а на деле выходит, что счастливыми они могут быть и сами по себе, без этой мишуры.

– Просто сейчас, когда у папы есть ты... он хочет, чтобы ты получала всё. И готов в лепёшку расшибиться, но дать тебе это. Понимаешь?

– Но мне и так всего хватает. Столько кукол, как у меня, нет ни у кого в садике. И велосипеда такого то же.

Я не смогла сдержать улыбки - Люба была права, в этом и был весь Казанский. Задарить дочь всем, чтобы только у неё было лучшее детство.

– Я говорила немного о другом. О его так называемой гиперзаботе. Это когда слишком усердствуют в том, чтобы обеспечить ребёнка необходимым. Но это всё только потому, что он безумно тебя любит.

– И я его тоже.

– Я знаю. Поэтому давай мы сейчас просто спустимся вниз, и ты больше не будешь так делать. Идёт?

– Идёт. И я первая слезу, хорошо?

Я не успела ответить - Люба почти бегом добралась до лесенки, споро слезла вниз и побежала к дому. Мне осталось только ещё раз тяжело вздохнуть и начать спускаться следом. Я видела, как Казанский, к которому подбежала Люба, хватает дочь на руки и прижимает к себе, как он идёт в мою сторону, но дала ему знак, что спущусь сама. По крайней мере, им сейчас точно стоило побыть вдвоём и обсудить всё, что случилось.

– Я сказала Любе про Лину, - потирая виски, сообщила я Ольге, которая усадила меня в кресло, а сама принялась мыть посуду после ужина, который происходил в обстановке какого-то безумия и хаоса.

Близнецы вовсю делились впечатлениями о том, как перерыли весь посёлок в поисках Любы, Казанский то хмурился, то улыбался, переговариваясь с дочерью. А Ольга с Сергеем отчаянно пытались перевести тему в другое русло.

– И правильно сделала. Рано или поздно она бы всё равно узнала. Не знаю, почему Лёша не хотел говорить.