— Некоторые будут. Особенно те, кто завидуют твоим способностям, а их много. Живые легенды издавна были мишенями для маленьких умов. Ты не будешь их слушать. Ты позволишь этому скатываться с тебя и продолжишь делать все, что ты можешь, чтобы помочь нашему миру и нашим людям. Такова цена силы. Великая сила обходится великой ценой. И ты, Дэни, любовь моя, всегда была достаточно сильна, чтобы заплатить эту цену.

Затем Фаллон ворвалась в библиотеку с Энио и четырьмя Адептками, вёдрами мыльной воды, мешками для мусора и тряпками.

Мы вооружились и начали отчищать останки со стен и пола в мрачном молчании.

***

Я отправилась домой длинным окольным путём, зная, что я могу лишь сидеть, таращиться перед собой, проигрывая в сознании смерть Бриджет, видя образы кусков и частиц её тела, собираемых в кровавое целое, которое никогда уже не будет цельным.

Я многое должна была сделать, когда на мой город опустились сумерки.

В данный момент я сидела на своём работающим вхолостую байке на пустой парковке над ночным клубом Честер. Осколки камней, усеивавшие тротуар, годы назад были убраны Командой Уборки Дублина, заставив лишь щербатую бетонную поверхность с глубокими зазубренными трещинами и тщательно охраняемым входным люком.

Однако не слишком тщательно охраняемым для меня, и кроме того, я нашла вход два года назад.

Это была ночь, когда я обнаружила запертую на складе глубоко под клубом небольшую типографскую печатную машинку со стопками и стопками бумаги. Я также нашла инициалы РКС внизу стопки юридических документов, дающих Риодану право собственности на недвижимость по всему городу. Я развлекала себя бесконечными попытками угадать его фамилию. В зависимости от моего настроения они разнились от экзотических и сексуальных до абсурдных.

Сколько драконов этот мужчина запустил в небо для меня, пытаясь отвлечь меня и не дать мне убиться? Дублин Дейли когда-то не давал мне покоя, занимая часы моего времени, вдохновляя меня писать умнее, стараться усерднее, воспринимать себя серьёзнее. Это плюс Попечители, которых, как я иногда подозревала, создал тоже он, занимало меня сражениями с безличными существами вместо того, чтобы бежать на улицы и искать более осязаемых, смертоносных врагов.

— Возвращайся уже, — пробормотала я пустой парковке.

Я скучала по нему и тому, как просто он меня видел, безо всяких фильтров. Я скучала по тому, как я чувствовала себя рядом с ним. Он был бензином для моего пламени, спичками для моего динамита. Он наслаждался моим пламенем, моим динамитом. И нравилось мне это или нет — а большую часть времени мне это не нравилось — он не давал мне взорвать себя или слишком много других людей.

Жизнь без него поблизости была не той. Хоть я и любила свой город, свою жизнь, Дублин без Девятки, без Мак и Бэрронса — это цирк-шапито без единого льва, тигра или медведя. Нет даже слонов. Лишь шимпанзе, клоуны и овцы. Множество, множество овец. И змеи — это Фейри. Мне раньше нравилось быть единственным супергероем в городе. Как же меня это достало.

Бесчисленное количество раз я подумывала позвонить ему по телефону.

Бесчисленное количество раз я запихивала его обратно в карман, принимая его отсутствие как то, чем оно и являлось: желание быть в другом месте, не со мной. Мужчина, запускавший моих драконов, не потрудился ни разу позвонить мне или написать сообщение более чем за два года, чтобы узнать, как у меня дела.

Или жива ли я вообще. Остаётся одно. Никогда не узнавать, как дела — непростительно.

— Чтоб ты сгнил в чистилище, Риодан, — прорычала я, заставляя байк взреветь.

***

У нас с Шазом были кодовые имена для множества наших мест проживания. Я сомневалась, что они мне нужны. Я подозревала, что он может найти меня где угодно, в любой момент, когда захочет, и он считает забавным потакать мне, притворяясь, будто он читает записки, которые я пишу ему, чтобы сообщить, где я.

Этим утром перед уходом я написала перманентным маркером на стене спальни слово «Святилище». Враг понятия бы не имел, что это значит. Шазам бы знал, что он найдёт меня в пентхаусе, который занимал верхний этаж здания на северном берегу реки Лиффи. Я предпочитала жить повыше, с ясным видом на мой город внизу. В тех редких случаях, когда я не патрулировала ночью, я любила сидеть на пожарной лестнице, под высокими арочными окнами, выстроившимися на стене от пола до потолка, и смотреть, как река течёт мимо, а огоньки мерцают как упавшие звезды на улицах.

Святилище — это помещение в серых, черных и белых тонах, самое бесцветное из моих пристанищ. Я жажду его спартанской элегантности, когда что-то меня беспокоит, воздерживаюсь от отвлекающей яркости мира, чтобы подумать в окружении успокаивающей монотонности.

Мне не нравится делать что-либо универсальное или предсказуемое, что может позволить врагу выследить меня, и все же рискованное количество моих резиденций — пентхаусы, поскольку они обеспечивают высокие окна и сводчатые потолки. Я принимаю риск взамен на пространство, простор дышать и место для сожжения неуёмной энергии. В огромной гостиной Святилища, лишённой всякой мебели, на черных полированных полах, в которых видно моё отражение, лицом к стене окон, спиной к линии огня, горящей за стеклом, в тяжёлые ночи своего хронического города я танцую так, как когда-то танцевала в другом мире, под тремя полными лунами, заброшенная лишь с одной песнью, которую я способна слышать. Я танцую, чтобы выпустить все это, эти нарастающие во мне эмоции. Я танцую, пока не засыпаю — истощённая и часто плачущая.