Страдавший частыми запорами герой СССР рассказывал мне про особенности своего пищеварения, словно про батальные сцены Великой Отечественной, что у него "пробка в жопе" или "палку туда засунули", и надо собраться с силами для рывка; часто рассказ сопровождался самим дедом, героически тужившимся на обочине сельской дороги. Ближе к концу своей жизни, видимо в результате склероза, Георгий Николаевич совсем перестал контролировать свой сфинктер и часто просыпался утром обгадившимся, иногда с измазанным калом лицом. Впрочем государство не забыло фронтовика и выделило средства на соц-работницу, основной задачей которой было подмывать героя.

У стены дедовской деревенской избы стояло ржавое помойное ведро с говном и мочей, в которое справляли нужду. Из за ведра в избе стояла тягостная вонь, к которой однако можно было привыкнуть. Такие ведра были практически во всех русских избах. Над этим же ведром дед заставлял меня чистить картошку. Один раз я уронил туда картофелину, за что дед дал мне подзатыльник, прочитал лекцию, приказав достать и обмыть пропитавшуюся дерьмом картошку. Еще у деда было какое-то потустороннее уважение к хлебу, дед заставлял съедать крошки со стола и один раз ударил меня кулаком за то, что я лепил из хлебного мякиша фигурки.

Среди прочего запомнилось как дед сетовал, что дескать подлые "жиды" отсижывались во время Великой Отечественной в тылу, пока молодые русские пацаны, как он, дохли на фронте. Ни тогда, ни сейчас не могу понять возмущения деда, ведь евреи, все как один, понимали, что глупо лезть под пули и закрывать собой амбразуру, в то время как русские, вместо того чтобы пораскинуть мозгами, лезут на мины, чтобы пораскинуть кишками. Впрочем "гражданский долг", "честь", "долг перед родиной", "любовь к родине", "предатель", "пятая колонна" - это по сути все формы манипуляции, и герой СССР не осознавал и не хотел осознавать, что им манипулируют как дураком.

В начале 90х, мой дядя, Олег, после конца прокатного бизнеса, пытался разводить на продажу декоративных рыбок и породистых собак, но ни то, ни другое в России было ненужно - собакой не похмелишься. Впрочем дядя Олег не был хорошим человеком. Так живя на захваченной русскими бурятской земле, Олег хамски называл бурятов "узкоглазыми", унизительно высказывался об их языке, и возмущался, что, после падения СССР, буряты стали, хоть и слабо, бороться за свои права, пытаясь получить представительство во власти своей республики, в значительной степени разграбленной русскими империалистами.

Так русские вырубили пышные бурятские леса, продав их в Китай, вместе с другим сырьем из Бурятии, не дав бурятам ни копейки. Русские же заводы загадили выбросами химикатов Байкал - самый большой на Земле бассейн пресной воды. Во впадающей в Байкал реке Селенга постоянно всплывает вверх пузом мертвая рыба в огромных количествах. Теперь Байкал зацвел вредоносными водорослями, питающимися сбрасываемыми русскими отходами. Буряты винят русских в разрушении бурятской культуры: отмирании языка, размывании культурных традиций, изоляции от родного монгольского мира.

В деревне проживало несколько старообрядческих семей (на местном жаргоне "семейских"), пришедших в сибирь до революции, и различный полу-уголовный контингент, сосланный на лесоповал уже во время СССР, важной частью которого всегда был Леспромхоз. Впрочем бухали по-черному и те, и другие. Не пили там разве что приезжавшая летом на отдых семья евреев Козловских и вышедший на пенсию инженер Яковлев, приезжавший на запорожце на свой маленький огород.

Тоже трезвые семьи Свидетелей Иеговы, пытавшиеся поселиться в тех местах в поисках лучшей жизни, чуть не лишились этой самой жизни, когда местные от словесных угроз перешли к тактике поджогов и нападений несколько-на-одного. Мне маленькому тогда запомнились умиротворенные лица этих религиозных людей, в сравнении с искривленными злостью гримасами коренных обитателей русской провинции.

Самые непробудные запои начинались осенью, после уборки урожая. Каждую зиму кого-нибудь по пьяни убивали, ножом или из охотничьего ружья. Трупы иногда валялись месяцами ожидая участкового, поскольку деревня была относительно изолированной и зимой в нее добраться было трудно - дороги заносило снегом. Типичными для таких мест были перебои с электричеством, когда линию электропередач через реку обрывало ветром, после чего спившиеся электрики неделями не могли ее починить.

С кузова приехавшей машины-магазина продавали единственные, зато "бравенькие", папиросы "Беломор Канал" и знаменитый спирт "Royal", знатно проредивший ряды русских людей. Ходили слухи, что в соседнем селе "Кома" от него скончалось два жителя, или, как подметила бабушка, "сыграли на рояле". В папироски "Беломор Канал" иногда засыпали коноплю, смешивая с табаком, но чаще делали самокрутки с коноплей из советских газет. Нынешние русские продолжают традиции, употребляя стеклоомыватель (изопропиловый спирт), продающийся часто прямо в алкогольных отделах магазинов.

Также деревнские курили некую "махорку", уже не помню откуда бравшуюся.

Пес бабушки с дедом, Тимка, был небольшим и чем-то не понравился местному жителю, видимо гавкнул на него, когда тот шел к бабушке клянчить фронтовые сто грамм водки, а может просто разозлил своими громадными для маленькой собаки темпераментом и гиперреактивностью. После чего этот алкаш пришел с ружьем и на глазах у бабушки, угрожая ей ружьем, пристрелил Тимку.

Так же в деревенскую идиллию приехало несколько семей "фермеров": одна такая семья алко-фермеров ушла в запой, окончившийся лишь когда их пьяных заломал спустившийся с горы медведь-шатун; более деятельный "фермер", возведший даже какие-то кирпичные коровники, утонул пьяным в Байкале; а третьему семейству фермеров кто-то по старой русской традиции поджог дом, сперва отравив собаку.