Шрифт:
– Хорошо - улыбаясь, согласился Саша.
– Кстати ты не знаешь, почему нас Исай Федорович вместе посадил?
– Догадываюсь - загадочно произнес Саша, думая как бы по эффектней сказать ей правду.
– Я его попросила - продолжала Лена и посмотрев на его изумленное лицо добавила - воплощала наш с Занкой план. Вас с Артуром пока дождешься, состаришься.
Это был нокдаун. Только теперь парень понял причину хитрой улыбки военрука в ответ на его просьбу.
Сашино Эго заметно уменьшилось в размере.
– Кстати удивлена, что ты в первый же вечер был так настойчив. Думала, до конца отпуска будешь с духом собираться.
– Так ты и это спланировала?
– у парня отвисла челюсть - блюдце полное секретов.
– А ты думаешь, случайно родители в отпуске оказались? Мама помогла, она про тебя с самого пионерлагеря знает.
А вот это уже был нокаут.
Сашино Эго тихо плакало и билось головой об стену.
Все хорошее всегда быстро кончается, несправедливо быстро. Кончился и отпуск. Саша вернулся в училище.
Опять пошли привычные уже будни. Занятия, самоподготовка, наряды.
Как то в воскресенье ротный майор Сомов пришел к подъёму. Такое случалось не часто и обычно не предвещало ничего хорошего.
– У нас сегодня спортивный праздник - на построении изрек он - после завтрака получаем лыжи.
Спортивный праздник в армии это как у лошади свадьба. Голова в цветах, а ж... в мыле и слова ротного означали что после завтрака всем придется идти в холодную каптерку за армейскими лыжами ( на курсантском жаргоне "дрова"), потом с этими дровами переться на Лысую гору и там уже "радостно и задорно" бежать пять или десять километров на время, ну а потом нести дрова обратно в училище и сдавать старшине в каптерку. Короче канитель до обеда. Старшиной кстати был недавно назначен Столяров, Сашин друг. А зима в том году была суровой.
Саша бегал на лыжах плохо. В Ташкенте зимы как таковой не было и соответственно научиться было негде.
Что бы уложиться в положенное время пришлось изрядно постараться и, не смотря на мороз, его форма потемнела от пота, а потом когда ждали отставших двоих курсантов умудрившихся сломать дрова на лыжне, еще и основательно замерз.
Вечером почувствовал легкое недомогание, но не придал этому значения. Утром стало хуже, но он все равно пошел на занятия. Совсем скоро начиналась сессия, и завалить экзамен ему совсем не улыбалось.
На второй паре ему стало совсем худо.
Преподаватель, заметив состояние курсанта, прямо с лекции отправил его в санчасть. Ртутный столбик показа отметку 40 и Сашу с двухсторонним воспалением легких положили сначала в санчасть, а потом на санитарной машине отправили в госпиталь. Болел он очень тяжело и врачи даже стали опасаться за его жизнь но, слава богу, все обошлось, молодой организм выкарабкался. Лечение заняло почти месяц. За это время прошла зимняя сессия и часть отпуска а пока он сдавал хвосты короткий зимний отпуск кончился совсем.
Потом перестали приходить письма.
В госпитале Саша писем не писал. Не было возможности, и только вернувшись в училище, отправил большое письмо, обстоятельно описав случившиеся с ним несчастья. Лена не ответила. Он написал еще раз. Опять тишина. Зибин начал беспокоиться.
Может заболела или почта чудит - терялся в догадках Саша - а может обиделась что не приехал, но это глупо он же все объяснил.
Писем не было.
Когда пошел второй месяц молчания он начал писать Лене каждый день.
Письма были разными. Возмущенными, шутливыми, злыми, недоумевающими, молящими написать хоть строчку.
Все без толку, Лена не отвечала. К лету Саша выдохся. Приеду, разберусь, решил он и тоже перестал писать.
В начале июля он вдруг получил извещение о посылке. На почте ему вручили увесистую бандероль. От Заны - удивился он. Придя в казарму вскрыл пакет, там лежали не распечатанными все его письма. К посылке прилагалась короткая записка, в которой была Боль.
Зана сообщала, что Лена недавно вышла замуж, у нее все хорошо, и она убедительно просит его, больше ее не беспокоить. В конце записки было пожелание счастливой личной жизни.
Саша тупо смотрел на записку и не мог поверить, что это происходит именно с ним.
Ленка, его Ленка теперь была, чьей-то женой. Лучше бы он умер в госпитале, потому что произошедшее было хуже смерти.
Подошел Леша. Увидев страшное лицо друга, взял из его рук записку, прочитал и сел рядом.
– Вот сука - вырвалось у Столярова
Саша его не слышал. Он умер.
Нет, он ходил, дышал, ел, автоматически поднося ложку ко рту, ложился на кровать, когда подходило время отбоя и лежал, не мигая глядя в потолок. Таким его видел Леша, засыпая вечером, и таким видел просыпаясь. Саша был мертв.