Отдавая весь свой досуг чтению, изредка и выпискам из духовных книг, отец Александр не мог особенно много заботиться о порядке в своей келлии. Все, что нужно было для обихода, тщательно не прибиралось, все стояло на виду – так, чтоб было под руками, когда понадобится. Угли для самовара были насыпаны прямо на полу келлии, посуда всегда стояла на столе, никуда не уносилась; здесь же, на столе, помещался и маленький самоварчик. В деревянных простых ящиках был распределен необходимый домашний инвентарь. Единственным украшением келлии служили иконы и книги.

Выписки из книг, которые делал в это время отец Александр, касались главным образом старческих наставлений, уставов монастырей, чинов общежительных и подобного. «По слову царя и пророка Давида, – читаем мы в этих рукописях, – нет лучшего на земле жития, как общежительное: се что добро, или что красно, но еже жити братии вкупе (Пс 132:1). И преподобный Феодор Студит говорит: когда пришел на землю Господь наш Иисус Христос, то избрал не пустынное или столпническое житие, но образ повиновения… Господь избрал предпочтительно наше житие, житие в повиновении, а не иное какое из всех прочих. Как же нам не радоваться? Как не веселиться?..» И действительно веселился юный инок и запечатлевал в душе слова богодухновенных Отцов, вписывая их в свои рукописи: «Мы, иноки, устами и сердцем обещаемся вести монашескую жизнь с первого дня пострижения». «Прежде же знай, брате, что похвала и украшение жизни твоей должно быть то, чтоб тебе не заботиться о суете мира сего, ни о живых, ни о мертвых».

Такими и подобными назиданиями возгревал в душе своей ревность о Господе отец Александр, тщась подражать во всем красоте и цельности монашества первых веков…

К этим годам относились поездки отца Александра в Москву по делам сельскохозяйственных нужд обители. Батюшка Герман посылал его туда главным образом для приобретения сельскохозяйственных машин, полагаясь на духовного сына как опытного и хорошего хозяина. И действительно, отец Александр и в это дело вкладывал душу, любя все, что было от святого послушания. С терпением разбирался он в сложном устройстве жнеек, косилок, сеялок… Даже уже позднее остался у батюшки этот навык знать все колесики и гайки. С терпением, бывало, займется он разбором какой-нибудь сломанной вещи и все пригадывает – какой винтик подойдет.

Приобретая машины для обители, отец Александр и сам много работал в поле. Занимался он пахотой, причем часто пахал на двух лошадях. Однажды, работая на жнейке, в которую была впряжена сильная лошадь, отец Александр чуть было не пострадал. Сильное животное, чего-то испугавшись, понесло в сторону, отец Александр удерживал что было силы, но ничего уже нельзя было сделать: животное несло через поля и дороги. По счастью, лошадь свернула к речке и тут остановилась, взмыленная, дрожащая.

Остался документом этих полевых работ отца Александра «Календарь сельского хозяина на 1913 год». Здесь начиная с мая месяца идут наблюдения отца Александра за погодой. Так, 14 июня отмечено: «температура утром – 10°, в полдень – 18°, вечером – 12°; направление ветра – западное; утром погода ясная, в полдень облачно, ветер». В самую жаркую рабочую пору, с конца июня, записи прекращались до сентября, когда опять идут отметки. Так, под 11 сентября: «утром температура —1°, ясно и тихо». Дальше в календаре идут различные рабочие пометки и в том числе подсчет пахотной земли, урожаев ярового, ржи, картофеля… «Начали пар пахать 1/V, окончили 26/V; занавозили 1/5 десятины и запахали 10/VI».

А вот и духовный документ «сельского хозяина». На маленьком клочке исписанной со всех сторон бумажки читаем: «27 за литургией принял помысл о поездке в Москву и посему был рассеян, а потом к вечерне и совсем потерял прежнее мирное устроение по нерадению».

Так шли годы за годами в стенах обители. Подходил к концу 7-й год иноческой жизни отца Александра. Наступил 1915 год; отец игумен Герман в числе других братий представил и отца Александра на пострижение в мантию. В начале 1915 года бумаги были посланы на утверждение Митрополиту.

О том, что переживал отец Александр, ожидая долгожданного умертвил своего для мира, лучше всего судить по тем его письмам, которые сохранились от этого времени. Батюшка пишет в это время письма в Казань к оставшимся своим руководителям и духовно близким людям.

«…Приближается день вступления в тот подвиг, – пишет отец Александр к схиархимандриту Гавриилу, – на который Вы меня благословили еще 10 лет тому назад… Поэтому у Вас я прошу Вашего отеческого благословения и святых молитв, да укрепит Господь меня многонемощного и многострастного начать новую жизнь в обновленном духе с неугасающей ревностью о Господе».

Для отца Александра, уже не нового на пути послушания и отсечения своей воли, постриг в мантию являлся, таким образом, еще одним обновлением, новым подвигом с возбуждением новой неугасаемой ревности и обновленного духа. Поистине, он был, по совету святых Отец, каждый день в монастыре как новоначальный, отчего и имел великий страх и трепет ко всему духовному. Так и совершал он стопы свои к этому вожделенному моменту своей жизни, по любимому изречению своему, «между надеждою и страхом».

Более пространно пишет о том же отец Александр к игумении женского Казанского монастыря матери Варваре, прилагая к письму и некоторые свои прошения. «По-видимому, наступает важный для меня момент моей жизни – пострижение в мантию, – пишет отец Александр, – извещая о сем, сообщу Вам и желание сердца моего». Говоря далее о том, какое значение в жизни имела для него Казань, отец Александр просит матушку Варвару «не отказать прислать параман, освященный у святой иконы Казанской Божией Матери и на мощах святителей Варсонофия и Гурия, каковой параман будет видимым выражением благословения Царицы Небесной и святителей Варсонофия и Гурия».

«Нет у меня, – продолжает он, – и святых икон сих казанских моих покровителей. Еще приснопамятный батюшка отец Варсонофий хотел нам прислать эти иконы, но не поспел, а теперь Вы, матушка, после него одна остаетесь на духовном поприще в Казани, к кому я могу еще обратиться со своей покорнейшей просьбой». Письмо свое отец Александр заключает словами: «пока писал – всплакнул не один раз; так жизнь в Казани была утешительна для моей души».

Глубоки были корни, которые оставила Казань в жизни зосимовского инока. Даже теперь имя, которое он хотел получить в постриге, было имя святителя Варсонофия Казанского, от юности возлюбленного им угодника. В ответ на письмо к матери Варваре отец Александр получил от нее письмо вместе с параманом и образом Казанской Божией Матери, которые матушка с любовию посылала ко вступающему на новый путь «обручения с Господом и смерти для мира», по слову ее.