А вот и внешнее поведение этого инока: «Тих и незлобив, с любовью и приветливостию встречает он каждого приходящего, не различает он бедного и богатого… Не разговорчив, не многоречив пустынный инок, не услышишь ты от него длинных, пустых и праздных речей, но он уже одним видом своим много скажет тебе без слов. Тиха и проста по виду благословенная обитель. Дух этой великой простоты особенно запечатлен в богослужении, составляющем средоточие зосимовской жизни. Тихо и мерно идет церковная служба. Медленно и плавно чтение и пение. Все проникнуто духом глубокого смирения и покаянного умиления. Все так благочинно, уставно и вместе так просто. Зосимовское богослужение сильно и неотразимо действует на душу: в нем звучит искренний голос любви к Господу – и ко всем людям как братьям о Господе».

Даже самый лес, в котором помещалась обитель, даже сама дорога от станции – по личным свидетельствам зосимовских паломников – были обвеяны какой-то особой неземной тишиной, напоены ароматом и благоуханием…

Так текла, или, вернее, возрастала изо дня в день внутренняя жизнь Зосимовой пустыни в годы, когда в число ее братства был зачислен и брат Александр. В среду тихих, ищущих Господа братий принят новый брат. Неудивителен поэтому трепет его души, особенно поначалу, когда он вступил в то общество, которого хотела, которого искала его молодая душа, о высоких примерах которого знала она из чтения святых Отцов.

В августе того же года послушник Александр был одет в одеяние, присвоенное братии обители. Этим он поделился в письме со своими старцами-родителями.

Ему как ветеринарному врачу наряду с уходом за скотом было определено послушание – лечить болезни всех монастырских животных. Но и все остальные обязанности братии попеременно исполнялись молодым послушником.

Из числа послушаний, которые проходил брат Александр, известны пение на клиросе, работа в аптеке, продажа книг и икон в монастырской лавочке, уборка лошадей и конюшен, полевые работы, послушание в просфорне. Проходя клиросное послушание, брат Александр занимался перепиской нот. В бумагах его остались рукописи песнопений Постной и Цветной Триоди, воскресных тропарей, предначинательного псалма и проч. Иногда при разучивании отдельных песнопений с братией послушник Александр использовал свое знакомство с музыкой, проигрывая на скрипке гаммы и отдельные мелодии. Был он и канонархом, причем очень любил устав. И бывало, когда приходилось оставлять клирос, а опытных уставщиков не было – напишет на записочке, какие стихиры, тропарь, богородичен следуют одни за другими по порядку.

Что может быть дороже для сердца православного христианина, и особенно инока, дней Страстной седмицы? Но и здесь по долгу своего ветеринарного образования брат Александр должен был жертвовать иногда богослужением страстных дней. Так уже позднее он утешал некоторых из своих духовных детей, которым приходилось ради работы пропускать службы Страстной седмицы, что и ему однажды во время литургии в Великий Четверг пришлось быть занятым на скотном дворе – принимать теленка.

Конный двор был также в ведении брата Александра. В его записной книжке есть отметки о размерах площади старого и нового конного двора, высоты его «от полу до потолка» и «от потолка до конька крыши». Там же записаны размеры коровника. Возможно, что к этому именно времени – послушанию брата Александра на скотном дворе – относились слова батюшки Германа, сказанные им про брата Александра одному из своих духовных детей-архипастырей: «какое у меня золото на конюшне сокрыто!».

12 июня 1909 года, через год с небольшим после поступления в обитель, брат Александр был облечен в рясу. Об этом он сам писал на полях следованной Псалтири под 12 июня: «На сей день в 1909 году многогрешный и недостойный послушник Александр облечен в одежду плача и сетования о грехах (рясу)». Под 19 же ноября записано: «В сей день в 1909 году многогрешный Александр облечен в куколь незлобия и смирения».

Не осталось уже от этого времени дневников, как бывало в Казани, уже не было времени для ведения их; только эти краткие смиренные записи на страницах богослужебной книги отмечают события в иноческой жизни ревностного послушника.

Так, живя в обители, проходя различные послушания, будучи сокрыт от людей и совне и изнутри, открывая только Господу и старцу свои внутренние переживания, послушник Александр со свойственным его душе внимательным самовоззрением отмечал каждый шаг на пути своей иноческой жизни. Все здесь было дорого для его иночествующего сердца: и ряса, и куколь незлобия, – все было вехами, путемериями монашеского пути. Это тонкое внимание ко внутренним переживаниям души, умение среди обычной по виду жизни найти глубокий внутренний смысл было присуще духу батюшки, было его отличительным качеством, его особенностью, со всей силой проявившейся в позднейшие годы. Старческое руководство воспитывало, углубляло и обогащало эти природные качества, внутренняя жизнь послушника красной нитью шла перед его глазами среди множества разнообразных послушаний. К этой сокровенной внутренней жизни души, к сокровенному дыханию внутреннего человека, ко внутренней незримой брани с помыслами были устремлены все его усилия. Тонко следил он, как душа то одерживала победу, то побеждалась; примечал, за какие сроки и в чем, по авве Дорофею, душа достигала того или иного качества или туне боролась; сравнивал жизнь свою в Зосимовой пустыни с тем, что было в миру – и во всей красоте восставало перед ним незримое руководство Божие, открытое в водительстве старца, весь путь духовной работы отчетливо живописался в уме. И это было тайной пищей души, до сытости питающей ее в сокровенном внутреннем человеке, нишей, сокрытой от взоров всех окружающих, тонким и чудным дыханием пустыннолюбивого сердца.

17 марта 1910 года, почти через два года по принятии в обитель брат Александр был пострижен в рясофор. На страницах следованной Псалтири написано под 17 марта: «В сей день в 1910 году пострижен в рясофор за прежде-освященной литургией о<тцом> игуменом Германом». – Новое путемерие и новые усилия в борьбе со врагом спасения, новые труды по очищению сердца.

Еще в Казани возлюбив чтение творений святых Отцов, отец Александр и в Зосимовой пустыни не оставлял этого спасительного делания. Меньше уже было досуга для выписывания отдельных изречений, как раньше, но теперь уже непосредственно в книге делались им при чтении отметки. Имея благословение на сие дело от старца, отец Александр употреблял на чтение значительную часть своего свободного времени. И вот он изучает труды Симеона Нового Богослова, делая на полях отметки красным карандашом, внимательно читает Исаака Сирина, делая сличение одного перевода с другим, и здесь же на страницах книги пишет исправление перевода. «Добротолюбие» отец Александр любил читать на славянском языке, считая что в переводе епископа Феофана оно теряет свою истинную красоту. Также и о переводе Исаака Сирина Паисием Величковским батюшка впоследствии говорил, что он хотя и труден и местами даже темен, но так сохраняет дух преподобного писателя, что ни в какое сравнение не может пойти с другими переводами.

Особой любовью незабвенного отца нашего пользовались творения отечественного писателя-подвижника епископа Игнатия Брянчанинова. Все тома его произведений были приобретены отцом Александром, и изучен был отдельно каждый том с его особенностями. В этих книгах больше чем где-либо находим отметки, примечания, сравнение страниц, ссылки на те или иные места текста. И не удивительно. В писаниях святителя Игнатия отец Александр находил ответ на волнующие его вопросы современного ему подвижничества, в них он имел и опытные указания, как спасаться в условиях современной жизни; в душе епископа-аскета отец Александр находил много родственного своим чувствам, взглядам и переживаниям. Вместе с епископом Игнатием восклицало все его существо: «Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых (Пс 1:1), блажен человек, укрывшийся в обители от волн житейского моря, блаженно сердце, сладостно и нестерпимо страждущее любовию к Богу».