Ничего у них не вышло с их затеей – на меня списать. Но эти инсинуации, глупые и бессовестные, задели меня крепко. Помимо просто обиды, еще и разозлило, потому что люди стали настороженно, с недоверием и опаской относиться ко мне. Это понятно, ведь убегаю из дому (никто ж не знает почему), а теперь к этому присоединилось и то, что в милицию меня таскают. Значит, что-то натворил и еще может натворить.

Ну и взялся я тогда лазить в этот магазин в действительности. Ни мешков, ни сумок, ни даже пакетов я не брал, чтобы туда накладывать ворованное, а сколько влезло в карманы и руки, столько и уносил. Когда спрашивали, я не отпирался. Да они уже и привыкли, что это моих рук дело. Только вот поймать меня им никак не удавалось.

В итоге торговля магазина была парализована (так как после каждого моего проникновения нужно было делать переучет товаров), от милиции требовали что-то с этим делать… А что они со мной могли сделать, если до 14 лет я неподсуден, а ущерб от похищенного мной был не велик? Они только пугали тюрьмой да побоями. Ну и били, конечно, втихаря. А я не жаловался никому.

В итоге закрыли этот магазин. А потом другой хозяин объявился (у этого магазина), и он как-то догадался, как со мной сладить. Он просто по-человечески со мной поговорил, даже предложил дружить. И еще попросил за магазином приглядывать. Для меня безгранично ценно было такое доверие, потому что для всех я как бы распоследним человеком был, с которым никто не может сладить.

Разумеется, больше этот магазин никто не обворовывал, я ревностно за этим следил. Порой владелец не хотел закрываться, уезжая за товаром, и просил меня посидеть в магазине. Мне позволялось брать все, что и сколько пожелаю (помимо того, что мне как бы неограниченный кредит был открыт всегда). Но даже и в мыслях я не допускал хоть до чего-то дотронуться. Это казалось мне кощунством, потому что человек мне доверял. Доверие для меня все. За доверие я наизнанку вывернусь. Потому что, если обману, не люди судить и презирать будут, а собственная совесть.

Потом другой участковый появился. Я же продолжал проказить в других местах, поскольку с органами-то я «войну» не прекращал. Новый участковый был закреплен за мной, и он, в отличие от прежнего, просто нормально поговорил, предложил дружбу. А как я могу не послушать нормального человеческого языка? Я был рад, признателен и согласен. Он меня и с женой своей познакомил, и даже показал, где у него ключ от квартиры всегда лежит. И сказал, что я, если что, всегда могу запросто этим ключом воспользоваться. А мне уже было 14 лет, и я уже был подсуден. Даже пару раз привлекался, давали условный срок. И когда я подружился с участковым, то ожидал очередного суда. И все было за то, что на этот раз я точно в тюрьме окажусь. Когда же наступило время суда, этот участковый по собственной инициативе на суд пришел, попросил дать ему слово и поручился за меня, попросил дать мне еще шанс. Мол, на самом деле, я не такой уж безнадежный. В результате, я отделался новым условным сроком под личную ответственность участкового. Ну и он меня потом попросил его не подводить. Разумеется, за такое доверие я готов был стать самым праведным и святым из людей. И, можно сказать, я таким и стал. Я разом переменил свой образ жизни на самый примерный. Но в один «прекрасный» день все рухнуло…

Как-то утром приехала милиция, забрали меня в отделение и вновь стали принуждать «сознаться» в преступлении, которого я не совершал. Это и возмутило меня, и шокировало. Ведь я же более года старался изо всех сил быть самым лучшим. У меня в голове не укладывалось, как они не понимают, что за меня поручился человек! И я даже в мыслях не способен был подвести, обмануть его доверие. Но без толку им было что-то объяснять. Они воспользовались моей юридической неграмотностью. Я не знал, что без родителей, педагога и адвоката они не имеют право допрашивать меня. И что без санкции прокурора не могут меня закрыть. Они же мне сказали: «Условно у тебя есть, поэтому или ты соглашаешься, что это ты совершил, или мы тебя сейчас закрываем, и будешь ты сидеть». А откуда я знал, что они врут? Думаю, ладно, мне бы только отсюда выйти. Сделаю, как им хочется, а отсюда сразу же пойду к судье, все ему расскажу и объясню. Согласился я с ними, они адвоката позвали, и я при нем подписал все, написанное следователем. Когда мы с адвокатом вышли, он начал мне нотации читать: мол, опять я, такой-сякой, взялся за старое! Теперь точно меня посадят. Я ему объясняю, что ничего я не делал, ну и вообще все. А он не верит. Мало того, говорит, что и к судье мне со своими баснями нечего соваться. Никто мне не поверит и даже слушать не будет. Тут до меня стало доходить, что я слишком наивен и глуп, что былая репутация против меня сейчас работает. И что если даже адвокат мне не верит, то и никто не поверит. И я как бы отчаялся или сломался. Находясь под подпиской, убежал из дому, уехал к родственникам. Бегал, бегал и добегался. А вернее, докатился до того, что оказался за решеткой. Впервые – в 16 лет. И еще за убийство. Как вот и сейчас тоже пребываю здесь за убийства.

Ну и, полагаю, Вы понимаете, сколь невысокого мнения я о себе и почему считаю себя недостойным Божьего доверия. До убийства у меня было некое моральное преимущество. Я знал, что я как бы без вины виноват, что меня несправедливо травят и гонят, а я огрызаюсь. Для себя я знал, что вот там, в душе, я не так уж плох, даже совсем не плох. Просто меня намеренно делают плохим. Тогда я это знал, а теперь этого не знаю. Нет у меня больше в душе этого сознания морального преимущества. Грани стерлись, исчезли, и я вижу, что ничем не отличаюсь от других преступников, даже превосхожу их в безнравственности. Я – человекоубийца. Вот и все этим сказано! Раз дерзнул отнять человеческую, Богом данную, жизнь, значит, хуже бешеной собаки. Во много раз хуже. Слово мое ничего не стоит теперь, и моя честь, мое человеческое достоинство безвозвратно поруганы и утеряны мной же самим. Я хорошо сознаю собственные свои нравственную нищету и ничтожество. И твердо убежден, что ничего хорошего – элементарные, минимальные доверие, уважение, понимание, доброта, снисхождение и т. д. на меня не должны распространяться. Сбесившееся животное уничтожают, хоть и жалко, ибо оно против воли заболело. Но я и такой жалости не стою, ибо не против воли, а сознательно как бы сбесился. И при этом я себе живу и здравствую, пользуюсь всевозможными благами, о чем-то мечтаю, радуюсь. И это при осознании того, что ничего хорошего я не заслуживаю, не имею на это все никакого морального права. А кроме того, еще и осмеливаюсь просить для себя чего-то, сколько-то понимания, снисхождения, помощи какой-то… Все это сознаешь, наблюдаешь себя со стороны и задаешься вопросом: «Что же я за порождение такое и как могу жить этими двойными стандартами?!» Как вообще можно с этим жить, да еще и радоваться чему-то, желать чего-то хорошего или мечтать о хорошем?!

Возможно, я слишком глубоко копаю и задаюсь такими вопросами, на которые никто из людей не знает, не может дать ответа. В притчах сказано, что один глупец может задать такой вопрос, на который и тысяча мудрецов не сможет ответить. Возможно, я и есть такой глупец. Но я не могу не задавать этих вопросов, не могу не пытаться найти на них ответ. Мне хочется понять, как и почему из нормального человека я превратился во что-то мерзкое. Мне кажется, если я это пойму, мне как-то легче станет. Я же родился, рос нормальным. Если росток пшеничный, то не может он через время стать чертополохом. А как же из меня выросло то, что выросло?! Ведь я не был с рождения глупым и всяческие испытания-лишения стойко переносил. А вот на какой-то мелочи споткнулся. Почему? Я хочу, стараюсь это понять и не могу.

Я никогда не считал и не считаю себя бедным-несчастным. И никого ни в чем не виню, кроме себя. Я просто хотел рассказать Вам немного о своем детстве, о той атмосфере, в которой я рос.

Вы, наверное, знаете, что я вырос в семье, именуемой неблагополучной. Жил с матерью, отчимом и еще с двумя братьями и сестрой младшей. Они трое все родные отчиму, я не родной ему. Дома были постоянные скандалы, драки, нередки пьянки. Мать, увы, любила «в рюмку заглянуть». Могла взять из дома все деньги и пропасть на какое-то время, пока деньги не закончатся. Потом объявляется – и дома выяснение отношений с дракой: «Где была? Где деньги? Как так?» Ну и сцены ревности. Не знаю почему, но отчим всегда отдавал все заработанные деньги матери, несмотря на все эти ее фокусы. Но драки одно, другое – после ее загулов денег нет и есть нечего или почти нечего. Порой неделями были без куска хлеба, одной вареной картошкой и жили, без капли жира. Ни одеться ничего нельзя купить, ни мыла с порошком – постираться, ничего.