Смотрю на Веру, а она даже не думает возмущаться. Более того, ей, похоже, стыдно. Стыдно за то, что эта безобразная сцена произошла у меня на глазах. А я не знаю, что мне делать. К такому я не привыкла. К равнодушию, да, но не к открытой агрессии.

— Вер, что это с ним? — подхожу к ней ближе. Хочется обнять её, утешить, но не знаю, как она это воспримет. Мы ведь не слишком близки. Она мне не мать, я не дочь. Просто обе играем свои роли в этой видимости семьи.

А Вера уже взяла себя в руки. Успела надеть на лицо маску беспечности и равнодушия. Даже улыбку вымучила. Вот это выдержка.

— Не обращай внимания, Ева. Твой отец просто не в настроении сегодня. Устал и переживает. Всё-таки это событие не каждый год… Иди к себе, прими душ, переоденься. Скоро к тебе девочка зайдёт, накрасит, причёску сделает… Ну давай же, иди! Мне тоже нужно подготовиться.

Молча ухожу в свою комнату. Проходя мимо детской, слышу весёлый голосок Тёмки. Он во что-то играет с няней. Захожу к нему на минутку. Малыш, наряженный в индейца, размахивает игрушечным томагавком и что-то улюлюкает. А услышав звук открываемой двери, он на миг замирает, испуганно дёрнувшись. А увидев меня, радостно кидается навстречу. Не забыл! Помнит! Как же я рада, что мы с ним всё ещё друзья. Хоть кто-то в этом доме рад моему приезду. Подхватываю братишку на руки и кружу по комнате, а малыш запрокидывает головёнку назад и заливается радостным смехом. Маленький колокольчик! Мы с ним веселимся, пока не вмешивается нянька.

— Ева Андреевна, вы бы поставили Артёма, у него голова так может закружиться. И вообще, ваш отец просил нас сегодня быть потише. Мне бы не хотелось, чтобы он сейчас сюда пришёл и делал нам замечания. Артёму спать скоро. А вам, наверное, нужно к празднику готовиться.

Она силой вырывает ребёнка у меня из рук, и Тёмка тут же начинает обиженно хныкать. Мне хочется за него заступиться, но нянька всё равно будет слушать не меня, а своего нанимателя, а он, видимо, дал ей вполне чёткие указания. Что-то строго выговаривая моему братишке, нянька быстренько уносит его в другую комнату. Ну надо же. Это сразу напоминает мне моё собственное детство. Не шуми, не капризничай, не подходи к отцу, не мешай взрослым. А ещё лучше, не дыши и не существуй.

Ухожу в свою комнату. От такой несправедливости слёзы на глаза начинают наворачиваться. И сделать ничего не могу. У малыша ведь есть родители, которые должны его защищать. Хорошо бы объяснить Вере, что ничем хорошим такое воспитание для её сына не обернётся. Но разве захочет она меня слушать? Ей бы статус супруги мэра не потерять, да и за безбедную жизнь свою она очень держится. Наверное, для этого она всё готова вытерпеть. И даже сыном родным пожертвовать.

Моё платье на этот вечер уже лежит на кровати, отглаженное. Одно из тех, что привезла мама. Бело-красное великолепие. Слишком дорогое, чтобы можно было бы забрать его с собой. Зато для очередного вечера в компании паплчкиных друзей подойдёт идеально. Быстренько принимаю душ и переодеваюсь. Платье мне до колен, белое, с красной шёлковой лентой по подолу. На талии красный бант. Само платье очень открытое, без рукавов, но к нему в комплекте идёт красное болеро с коротким рукавом. Сочетание белого и красного смотрится очень эффектно. Не успеваю я как следует рассмотреть себя в зеркале, как в комнату, коротко постучав, заходит девушка-стилист с объёмным чемоданчиком косметики и прочих принадлежностей.

Следующие полтора часа мне приходится неподвижно сидеть в кресле, пока она колдует над моей причёской. А за окном уже слышатся голоса: начинают прибывать гости. Я же почти засыпаю, разморившись от её монотонной работы. Люблю, когда мне вот так волосы перебирают. Хотя это, наверное, все любят. Как массаж головы.

Зато следующий этап нанесения макияжа прогоняет сон окончательно. Глаз откройте, глаз закройте. Посмотрите вверх, посмотрите вниз. Улыбнитесь, не улыбайтесь. А напоследок принялась махать возле моего лица большой кисточкой с пудрой, а я так расчихалась, что слёзы на глазах выступили. Тут уж стилистка забеспокоилась:

— Осторожнее! Только не плакать! Вы же сейчас все тени по лицу размажете!

Да ладно! Как будто я специально. Можно подумать, мне хочется ещё полчаса тут просидеть, пока она мне макияж будет подправлять.

— А как же ваша хвалёная водостойкая косметика? Разве тени должны смазываться от пары чихов? — беру предложенные ею салфетки и осторожно промакиваю кожу вокруг глаз.

— Ну, от пары чихов, конечно, не смажутся. Но если вы так будете тереть глаза, то я за сохранность вашей красоты не отвечаю, — отвечает девушка и, пожелав мне хорошего настроения, уходит.

Я остаюсь в комнате одна. Из гостиной уже вовсю доносятся громкие голоса. Гуляние в самом разгаре. Но настроение идти туда почему-то так и не посещает меня. С детства у меня отвращение к подобным мероприятиям. Родителя демонстрировали меня гостям, как какую-то куклу, которую можно погладить по голове, потрепать за щёчку, и которая ещё умеет мило лепетать на двух иностранных языках. Да и сейчас мало что изменилось. Отец привычно хвастается моими успехами в институте, как будто это его личная заслуга.

Вспоминается наш с отцом последний разговор в мой последний приезд сюда, когда я дала ему обещание присмотреться к Роману Смолякову. Тогда это обещание далось легко, а вот исполнять его сегодня у меня нет ни малейшего желания. Все мысли только об Андрее. Хочется, чтобы сегодня рядом со мной был он. Но понимаю, что всё это пустые мечты. Даже не подумаю никогда знакомить его с моим ужасным семейством.

Вспомнив об Андрее, достаю из сумочки телефон. Пусто. Ни звонка, ни смс. Странно это. Чем он занимается, интересно бы узнать. Неужели снова с друзьями в клубе, с девочками развлекается? Насколько я помню, это их обычное занятие в выходные дни. Да и не только в выходные. Может, самой ему позвонить? Пальцы сами набирают номер который я уже успела выучить наизусть.