Главный визирь обхватил предплечья, поставив их на стол.

— Вы пытаетесь убедить нас в добрых или злых намерениях Аэлины Галантии, лорд Вэстфол?

Шаол проигнорировал его. Просто сказал визирю внешней торговли:

— Я хотел бы добавить еще заказ. Точнее, удвоить приказ королевы Террасена.

Тишина.

Визирь внешней торговли выглядел так, будто сейчас упадёт со стула.

Но главный визирь ухмыльнулся:

— За какие деньги?

На губах Шаола растянулась ленивая усмешка.

— Я приехал сюда с четырьмя сундуками, полными бесценных сокровищ. — подарки королевству. — Думаю, это должно покрыть расходы.

Опять тишина.

Пока каган не спросил своего визиря внешней торговли:

— И это покрывает стоимость?

— Сокровища нужно будет оценить и взвесить.

— Это уже сделано. — сказал Шаол, откидываясь назад в инвалидном кресле. — У вас будет точная цифра сегодня днём.

И вновь тишина. Затем каган пробормотал на халху что-то визирю внешней торговли, который собрал бумаги и выбежал из комнаты с настороженным взглядом, адресованным Шаолу. Слово кагана его оставшимся двум визирям, и оба мужчины тоже ушли, а визирь внутренней торговли еще успел бросить холодную усмешку Шаолу.

Оставшись наедине с каганом, Шаол молчал.

Урус поднялся со стула, смотря на окна, выходящие на цветущий сад.

— Полагаю, вы думаете, что очень умны, чтобы получить аудиенцию со мной таким способом.

— Я говорил правду, — сказал Шаол. — Я хотел обсудить сделку с вашим визирем внешней торговли. Даже если ваши армии не присоединятся к нам, я не вижу ничего против покупки вашего оружия.

— И, несомненно, это должно было заставить меня понять, насколько выгодна эта война, раз ваша сторона готова инвестировать ресурсы.

Шаол промолчал.

Каган отвернулся от сада, солнечные свет сверкал на его светлых волосах.

— Думаете, я не понимаю, что мной манипулируют в этой войне, лорд Вэстфол?

Шаол удержал взгляд мужчины, даже когда сжал подлокотники кресла.

Каган тихо спросил:

— Вы хотя бы знаете, что такое война?

Шаол сжал челюсть:

— Полагаю, вот-вот узнаю, не так ли?

Каган не улыбался.

— Это не просто битвы, припасы и стратегия. Война — это абсолютная преданность одной армии против своих врагов. — долгий, оценивающий взгляд. — Это то, против чего вы выступаете — сплочённая армия Мората. Армия, которая абсолютно точно убеждена, что её целью является превратить тебя в пыль.

— Я это хорошо знаю.

— Вы? Вы понимаете, что Морат уже сделал с вами? Они строят и планируют, наносят удары, а вы едва можете идти нога в ногу. Вы играете по правилам Перрингтона — и вы проиграете из-за этого.

Его желудок перевернулся.

— Мы всё еще можем победить.

Каган покачал головой:

— Для этого вам нужно быть сплочёнными. Каждый последний удар сопротивления должен быть подавлен.

Его ноги не слушали, сколько бы он не твердил им:

Встань. Встань.

Мышцы заболели в знак протеста.

— Вот почему, — прорычал Шаол, когда его ноги отказались повиноваться, — нам нужны ваши армии и помощь.

Каган посмотрел на напряжённые ноги Шаола, будто видел борьбу в его теле.

— Я не ценю охоту на меня. Я не зверь. Я сказал вам ждать; я сказал вам подождать, потому что я должен был простится с дочерью…

— А если бы я сказал вам, что и другие ваши дочери могут быть убиты?

Молчание, ужасное и пустое, заполнило комнату.

Шаол резко сказал:

— Что, если я скажу вам, что шпионы Перрингтона могут быть здесь, и, возможно, уже охотились на вас, манипулируют вами в этом или нет?

Лицо кагана сжалось. Шаол ухватился за этот ужас, хотя и Урус мог взять этот длинный драгоценный нож и пронзить его сердце. Но каган только тихо сказал:

— Ты свободен.

Как будто стражники слышали каждое слово, двери распахнулись. Мрачный Хашим направился к Шаолу.

Но он не двигался. Позади послышались шаги. Они хотели увезти его.

Он стукнул ногами в кресле, со всех сил толкая и напрягаясь, стиснув зубы. Как будто они могут спокойно вытащить его оттуда; как будто он позволил бы им.

— Я пришёл не только ради спасения своего народа, но и для всех народов этого мира. — прорычал Шаол кагану.

Кто-то — похоже, Шен — схватил его инвалидное кресло и начал поворачивать его.

Шаол скривился, зубы обнажились в оскале на охранника:

— Не трогай.

Но Шен не отпустил ручки, даже когда извинения сверкали в его глазах. Он знал, что Шаол понял, что другого выхода не будет. Бросить кагану вызов Шен тоже не мог.