— Шрам…

Ее рот сжался.

— Он меньше, но… все еще там. — она прикоснулась к его ране. — Хотя я ничего не чувствую, когда прикасаюсь к ней. Ничего.

Напоминание. Как будто какой-то бог хотел, чтобы он помнил это, помнил о произошедшем.

Он сел, удивляясь легкости, отсутствию тяжести.

— Ты исцелила меня.

— Я думаю, что мы оба достойны похвалы на этот раз.

Ее губы были слишком бледными, кожа была бледной, как полотно.

Шаол коснулся ее щеки пальцами.

— Как ты себя чувствуешь?

— Я устала. Но отлично. Ты чувствуешь себя хорошо?

Он схватил Ирэн и потянул к себе на колени, уткнувшись носом в её шею.

— Да, — выдохнул он. — Тысяча раз да.

Его грудь… была легкой. Как и плечи.

Она отстранилась.

— Тебе все равно нужно быть осторожным. Недавно исцелившись, ты все равно можешь повредить себе. Дай твоему телу время отдохнуть, чтобы дать исцелиться.

Он поднял брови.

— Что, собственно, входит в отдых?

Улыбка Ирэн стала озорной.

— Некоторые вещи, которые могут получить только особые пациенты.

Его мышцы напряглись, но Ирэн соскользнула с его колен.

— Ты можешь искупаться.

Он моргнул, глядя на себя. На кровать. И съежился.

Это была рвота. На простынях, на его левой руке.

— Когда?

— Я не знаю.

Заходящее солнце уже позолотило сад, наполнив комнату длинными тенями.

Весь день они были здесь.

Шаол отошел от кровати, удивляясь тому, как он двигается по миру, словно лезвие по шелку.

Он почувствовал, что она смотрит на него, когда он пошел в ванную.

— Горячая вода сейчас безопасна? — спросил он через плечо, войдя в восхитительно теплую ванну.

— Да, — ответила она. — У тебя нет напряжённых мышц.

Он окунулся под воду, потирая себя. Каждое движение… святые боги.

Когда он вынырнул, вытирая воду с лица, она стояла в арочном проеме.

Он по-прежнему смотрел на дымку в ее глазах.

Медленно, Ирэн расстегнула шнурки спереди этого бледно-фиолетового платья. Позволив ему упасть на пол, вместе с ее нижним бельем.

Его губы пересохли, когда она посмотрела на него, ее бедра раскачивались с каждым ее шагом к ванне.

Ирэн зашла в воду, и у него застучала кровь в ушах.

Шаол был на ней, прежде чем она сделала последний шаг.

* * *

Они пропустили обед. И десерт.

И полуночный кахве.

Каджа вошла в ванну, чтобы сменить простыни. Ирэн сгорала от стыда думая о том, что слышали слуги. Конечно, они не вели себя тихо в воде.

И, конечно же, не останавливались в течение следующих нескольких часов.

Когда они закончили, Ирэн почувствовала усталость, вспотев настолько, что пришлось снова идти в ванну. Шаол тяжело дышал, а его грудь то опускалась, то поднималась.

В пустыне он был невероятным. Но теперь он исцелился — его спина, ноги; исцелил темноту, гниющую в его душе…

Он поцеловал ее липкий от пота лоб, его губы поймали запутавшиеся кудри, которые появились из-за влажности в ванной. Его другая рука рисовала круги на нижней части спины.

— Ты сказала кое-что очень важное в той яме, — пробормотал он.

Ирэн слишком устала, чтобы сформировать предложение.

— Ммм?

— Ты сказала, что любишь меня.

Хорошо, это чуть взбодрило ее.

Ее желудок сжался.

— Не чувствуй себя обязанным…

Шаол заставил замолчать ее таким неуверенным, невозмутимым взглядом.

— Это правда?

Она провела по шраму на его щеке. Она почти не видела начала, ворвавшись в его воспоминания, тогда, когда красивый, темноволосый человек — Дорин, улыбался ему. Но она почувствовала это, знала, кто наградил его этим недавним шрамом.

— Да.

И хотя ее голос был мягким, она имела в виду именно это, каждым дюймом ее души.

Уголки его губ потянулись вверх.

— Тогда хорошо, Ирэн Тауэрс, потому что я тоже тебя люблю.

Ее грудь сжалась; что-то заполнило все ее тело.

— С того момента, как ты вошла в гостиную в первый день, — сказал Шаол. — Кажется, я знал, даже тогда.

— Я была незнакомкой.

— Ты посмотрела на меня без жалости. Ты видела меня. Не стул или травму. Ты видела меня. Это был первый раз, когда я почувствовал… увидел. Когда я очнулся после долгого времени.