– Здесь у многих скотоводов есть верблюды, а на склонах Агар-Дага они пасут сарлыков. Так они называю яков. Если кочевники увидят свет твоего фонаря, то обязательно приедут сюда на лошадях чтобы понять, кто ходит с огнём по их степи. Мы, жители подземелий никогда не пользуемся огнём, выходя ночами на поверхность. Кстати нам этого и не нужно делать, наше зрение привычно к сумраку.
–

Мукка подвёл меня к камню, под которым скрывался вход в подземелье. Он без труда отодвинул плиту, приоткрыл отверстие на столько, чтобы мы смогли без труда в него протиснуться, и велел мне первому спуститься в колодец глубиной два метра. С колодца вниз под землю уходил проход с ровными стенками. Когда проводник спустился сам, я спросил его.

– Может быть, нам можно пройти ещё какое-то расстояние по степи?

– Нет. Следующий выход будет только в горах, в нескольких километрах от озера Шара-Нур. По степи двигаться нельзя. Здесь на нашем пути будет пять или шесть пастушьих стоянок, на которых содержат злобных псов-волкодавов. Собаки нас могли уже услышать и почувствовать, так как ветер дует в их сторону. Если ты даже пойдёшь один, тебя, скорее всего, разорвут псы или возьмут в плен кочевники. Степь в этом месте принадлежит только им, и нарушать этот порядок никак нельзя. Кто будет разбирать идёшь ты с благими целями или решил украсть скот у местного населения.
– Мукка подтолкнул меня и приказал.

– Давай лезь в проход первым. Сто шагов будешь ползти на четвереньках, а потом тоннель расширится, и мы пойдём во весь рост.
– Действительно через какое-то расстояние проход основательно расширился, мы поднялись во весь рост, и пошли дальше друг за другом. На протяжении всего остального пути я шел с зажжённым фонарём. Тоннель оставался узким, и идти рядом не было никакой возможности. Проводник обогнал меня и попросил в точности повторять его движения, не цеплять руками и одеждой за камни и углы, стараться перешагивать аккуратно через камни, лежащие по всему дну подземного прохода. Кое-где под нашими ногами хлюпала вода.

– Здесь воды много. Потому что вокруг разбросаны небольшие озёра, в которых пастухи поят скот. Вода под напором стекает с горного хребта. Потом когда мы начнём подниматься, воды будет всё меньше и меньше.
– Сказал Мукка. Он нагнулся и почерпнул в глиняную кружку немного воды и с удовольствием напился.

– Почему здесь нет светящихся шаров?
– Спросил я.

– Это тупиковый подземный ход. Зачем его пробили люди далёкого прошлого нам неизвестно. Светящиеся шары могут попасть в эти подземелья только по верхнему миру, поэтому они не рискуют вылетать наружу, так как могут погибнуть при столкновении с человеком или животным. Это как шаровая молния. Она коснётся кого-нибудь и тут же рассыпится на мелкие искры, которые собрать воедино очень трудно. В таких тупиковых ходах мы иногда пользуемся открытым огнём, изготовляя факелы и большие фонари, в которых горят восковые свечи. У меня есть с собой такой фонарь. Я им воспользуюсь на обратном пути, в тех местах подземного тоннеля, где стоит кромешная тьма. Таких мест не много, но они есть.

– Летучих мышей я видел несколько раз, но вот крысы нам нигде не встретились. Неужели здесь такое место, непригодное для этих зверьков?

– Крысы здесь есть, но мы с ними договорились, и они живут колониями в других местах, где много выходов на поверхность и обитают люди и скот. Крысы очень умные твари, хотя живут совсем недолго, но это не мешает им объединять работу мозга каждого зверя в одно целое. Они думают коллективно, и как это им удаётся делать нам неизвестно.
–

Я вдруг заметил, что иду легко и страх оставил меня. В какой-то момент я склонился к шутливому тону.

– У вас есть электрические машины?
– Задал я дурацкий вопрос.

Я понимал, что в катакомбах невозможно использовать генераторы или батареи и аккумуляторы, которые необходимо периодически подзаряжать, но решил подсмеяться над своим подземным провожатым. Мукка взглянул на меня хитрыми глазами и промолвил на ломанном русском языке, которому научился от своего отца, а тот окончил четыре класса начальной школы в столице Горно-Алтайской республики. Он мне рассказал об этом ещё вначале пути. Мукка вообще-то знал несколько местных языков, и бывало, при разговоре вставлял в предложения то монгольское, то тувинское слово. Он мог воспользоваться и казахскими или киргизскими словами, но в купе с русскими они мне казались знакомыми. Я его понимал хоть и не дословно, но сносно. Он же частенько переспрашивал меня и тогда, чтобы объяснить мысль, я вставлял слово на нужном местном языке. Вот и сейчас он фыркнул раздосадовано и сказал.

– Мы не отстаём от прогресса. У нас есть технически подкованные люди. В центральном посёлке у нас налажено электрическое освещение. Наш механик установил водный генератор в том месте, где падает водопад. Электричества хватает, чтобы освещать огромный подземный грот, в котором расположены жилища сорока семей. Нам хватает слабого освещения.

– Куда же девается дым от ваших печей? Я что-то не могу представить утечку дыма из какой-нибудь щели в земле. Это обязательно привлечёт внимание людей живущих на поверхности. И поверь, люди не останутся в стороне, они обязательно захотят узнать, что там горит.

– У нас налажена специальная система вентиляции и печи мы топим только в ночное время, когда люди не болтаются среди холмов. Если люди когда-нибудь и заметят дым, то посчитают что это какой-то вид тумана. Дым выходит из-под земли именно в таких местах, где туманы бывают особенно часто.
–

Я вдруг с изумлением заметил, что тоннель перестал спускаться вниз. Некоторое время мы шли горизонтально и наконец, оказались в огромной полости. Везде торчали сталактиты и сталагмиты, отовсюду капала вода. По этой пещере мы шли минут двадцать, пока не упёрлись в каменную стену. Дальше проход был закрыт специальной заглушкой, однако я почувствовал, что свежий воздух поступает откуда-то справа.