Зачем, такой симпатяге, носится по Ультре и искать виртуальную любовь. В реальной жизни, только свистни и парни косяками, будут бегать за ней. Нахрена придумали, эти гребаные компы. Что бы люди ушли в страну грез. Ушли от реальной жизни.

Присаживаюсь рядом и осторожно беру её левую руку. Она прохладная и хрупкая, словно замерзший цветок на тонком стебле. Пульс едва прощупывается. Наклоняюсь и растираю уши, что бы пошел приток крови к мозгу. Реакции, ни какой. Подношу ее пальцы к своему рту. Кусаю мизинец. Сначала легонько. А вдруг будет больно? Даже не вздрогнула. Ну ладно, попробуем сильнее.

— М-м-м-м — слабый стон вырывается из легких. Веки открываются, подергиваются, как крылья бабочки. Взгляд расфокусирован, блуждает по потолку. Зрачки — два булавочных укола. Смотрятся жутковато и неестественно. На лбу выступают капельки пота. Ладонью, вытираю испарину. Кожа холодит, оконным стеклом. Глаза черные, как смородины. Постепенно наполняются разумом и останавливаются на мне.

— Карабас, пришел… — слышу слабый шепот. Рука стыдливо дергается, стараясь прикрыть обнаженную, полную грудь. — Размер 4-ый точно — мелькает в голове. Отгоняю посторонние мысли, как назойливую мошку.

— Что с тобой? Что случилось? — беру ее ледяную, дрожащую ладонь.

— Асус, мм… — зубы начинают стучать друг о друга. Ее колотит, как мокрое белье на февральском, колючем ветру.

— Что, Асус? — наклоняюсь к самым губам.

— Асус, сука… — судорога проходит по слабеющему телу.

— Это, Асус тебя? За что? — вглядываюсь в красивое, бледное лицо, стараясь понять что она хочет мне сказать.

— За тебя — губы дрожат в улыбке — Больно в голове… не хочу — всхлипнула по детски. Губы капризно надулись, скривились и начали подрагивать, сейчас заплачет. Длинные, красиво загнутые ресницы закрылись. Из под них, покатились прозрачные капельки. Свет от лампы, высек бриллиантовую искорку, на одной из них.

— Голдя… — глажу ее по нежной щеке. Слезы, чистые и светлые, мои пальцы сразу становятся мокрыми.

— Маринка… — еле слышный шопот. Дыхание участилось, словно она куда то побежала.

— Что? — приблизился вплотную к губам.

— Меня зовут… Маринка… уф-ф— я, этот вздох уже слышал, когда-то. Отстраняюсь и смотрю на нее. Глаза широко открылись, словно она увидела что-то страшное.

Взгляд застыл, начал подергиваться, первым, осенним ледком. Медленно стал стекленеть и угасать. Жизнь уходила, как в зале кинотеатра гаснет свет перед фильмом. Но сегодня для Маринки, кино закончилось. Мелкая дрожь, последней волной прошла по её телу. Хватаю опять за руку, пульс не прощупывается.

Делаю дыхание рот в рот. Губы, ледяные. Массаж на грудную клетку. Десять минут борьбы за жизнь. Все. Гейм овер. Поиграли в сетевую игруху.

Нет — игра не может так закончиться. Такого просто не может быть — потому что не может быть ни когда. Что происходит? Вытираю повлажневшие глаза. Это не первый случай, когда у меня на руках уходит жизнь. Закрываю веки ладонью, лицо быстро холодеет.

Поднимаюсь с колен. На компьютерном столике стоит двух литровая, пластиковая бутыль с пивом. Купеческое, крепкое. Еще осталось около литра. Не успела. Беру и сажусь на пол. Прислоняюсь к стене. Желтую крышку, отвинчиваю одним движением. Тупо смотрю на горлышко. Совсем недавно прикасались губы Гол… Марины. Думал на гражданке, смерть отдыхает. Нет, для костлявой всегда есть работа.

Достану Асуса, что бы мне это ни стоило. Я, его достану. Из кожаной куртки вытаскиваю мобильный.

— Алло, скорая. Кирова 15–28. Умирает девушка. Приезжайте. Кто говорит? Говорит Москва. Московское время … Да утро уже, просыпайтесь, уроды — сотик ныряет в кармашек. На меня наваливается вселенская усталость. Делаю несколько глотков. Пиво теплое и противное. Мысли медленно копошатся в тяжелой голове, жирными червями.

Что имеем?

Асус — сука, а Голди на самом деле — Маринка. Но она мертва. Эх, жизнь наша млядская. Ладно, надо идти. С бригадой скорой помощи, встречаться что-то не охота. Бросаю последний взгляд на тело. Укрываю наготу, краем покрывала. Бойцы Ультры, гибнут как на настоящей войне. Теперь кроме Парадокса, нужно еще и Асуса отыскать.

Выхожу в маленькую прихожую. Тишина кажется подозрительной. За входной дверью, чувствую непонятную опасность. Прислоняю ухо к прохладному дереву. Вроде все спокойно, но злая вибрация присутствует. С замком разобрался. Выхожу на площадку. Тело реагирует быстрей разума.

Правая рука выбрасывается вперед, левая в защите… Искры из глаз, вспышка ядерного взрыва. Темнота…

…Сколько времени прошло не знаю. Неожиданно для себя, вижу черное пятнышко. Оно бархатно — маслянистое. Края неровные и переливаются. Не пятно, это клякса. Черная, чернильная клякса, на белом листочке, в линеечку. Такую кляксу я, видел в мультике.

Моя первая клякса была сделана шариковой ручкой. Писал палочки и кругляшочки, в первом классе. Ни чего не получалось. Провел сверху вниз. Палочка вышла кривая. Исправил. Плохо. Исправил еще и еще раз. После, не знаю какого уже исправления — получилась клякса. Мохнатая, жирная, она ехидно ухмылялась и кажется мне подмигивала. Смотрю на мою, первую кляксу. Называю ее, каляка-маляка.

В первый класс меня привела мама. Подарил букет, какой то тетке. Потом оказалась, моей первой учительницей. Только взрослым узнал, что учительница, тебя любить не обязана. Она, просто, учит. Мама, как всегда, меня обманула. Сказала, что она моя вторая мама. Нина Андреевна, оказалась совсем не мама. Даже не папа. Просто, раздраженная, злая тетка.