– Есть много причин, моя милая.

И леди Мирай рассказала Анне все: о ее рождении, об истинности умалчивания информации о ее женихе, о котором она знала лишь имя, о Хасине. Была сказана лишь правда, немного смягченная и облегченная, чтобы дитя смогло все понять, но правда.

К огромнейшему удивлению женщины, Анна восприняла рассказ спокойно, но тут же догадалась о причине: принцесса с младенчества все видела, росла, осознавая свое положение и различие с прочими детьми, и наверняка искала причины. Вот они и открылись перед ней. Но только что это меняет? Что эта правда даст Анне? Лишь понимание, но и только. Просто теперь девочка будет знать причину подобного к ней отношения. Но возможно, так будет лучше? Возможно, она перестанет ждать чуда, перестанет надеяться на изменения, перестанет с непониманием встречать странные взгляды всех вокруг? Хорошо, если это закалит ее, принесет успокоение и смирение с подобным положением. А что, как не смирение, должно помочь юной принцессе? Ее некому поддержать, кроме единственной леди Мирай, что полюбила ее всем сердцем вопреки суждениям и предвзятости. Никто не пообещает ей избавления, никто не даст надежды на лучшее. И только смирение поможет ей примириться с собственным положением, принять его и прекратить пытаться изменить.

Глядя в потухшие глазки Анны, леди Мирай пожалела о своих словах. Ей вдруг подумалось, что слишком рано юная девочка познала разочарование и понимание, что ничего не изменится. Она лишилась надежды на лучшее, на чудеса, и все в таком юном возрасте. Но тем сильнее было бы разочарование и крушение ее иллюзий, узнай она все позже.

Многое еще было не понято Анной, многое было не рассказано по причине того, что она слишком мала. И будут проходить годы, и по мере этого времени, она будет узнавать больше, понимать лучше. Раскроется все лицемерие, поймется вся грязь, в полной мере она однажды осознает истинность своего положения, без прикрас и утаивания, которыми женщина пощадила ее детскую невинность. И леди Мирай надеялась лишь на то, что все это не ожесточит столь нежное и ранимое сердечко, не сделает его холодным и безжалостным. Будет трагедией, если это дитя растеряет всю свою доброту и свет по вине окружающих, лишится той нежности, лучистости и обаяния, которые уже сейчас выплескиваются из нее волнами тепла. Не обернется ли это разочарование в родных и любимых людях столь плачевными последствиями?

– А Хасин?
– вдруг спросила затихшая на долгое время Анна дрожащим голосом.

Леди Мирай не знала, что ответить. Заложенное воспитанием, временем и обществом мнение о демонах не менялось. При одном упоминании об этой расе становилось не по себе, в душе поднималась волна негатива и ненависти, обоснованные и вполне понятные. И она не хуже других знала, что говорят о беловолосом демоне, не хуже других знала о его репутации, о его нраве, характере и поведении. Но лучше всех прочих она видела в его отношении к Анне не просто долг и обязанности, возложенные на него отцом и принцем. Это был не просто демон, берегущий то, что принадлежит ему по праву, и руководствующийся лишь выгодой собственной империи. Так же как и король Тамир, она видела в этом демоне свет, который пробуждается в его глазах при взгляде на принцессу. Его забота о ней не была просто обязанностью. Это было проявлением участия, заботы и нежности - пусть и казалось это диким в его случае - Бастард не знает жалости, не знает любви. Но лишь в нем одном немолодая женщина видела то, что было так нужно ее воспитаннице. И вопреки собственным предубеждения и убеждениям, она ответила:

– Его Светлости ты всегда можешь доверять. Он никогда не будет тебя обманывать, никогда тебя не предаст и не обидит.

Услышь сейчас кто-либо эти слова - и леди Мирай была бы прилюдно казнена за измену на главной площади Акилона уже завтра на рассвете. Но не сказать этих слов она не могла.

– Пусть это останется нашей тайной, - мягко попросила женщина принцессу.

Та кивнула с серьезностью и уверенностью, а после вдруг крепко-крепко обняла ее, повиснув на шее, чем несколько сбила с толку леди.

– А еще я знаю, что вы меня любите, - тихо-тихо прошептала Анна.
– Но это тоже будет нашей тайной.

Со слезами на глазах и дрожащими губами, леди Мирай смотрела на девочку в своих руках, которая с нежной улыбкой вытирала ее слезы, катящиеся по морщинистым щекам.

И в свете грустного осознания истины, Анна ждала приезда Хасина еще больше, еще горячее и нетерпеливее.

И сейчас, держа его за руку, нетерпеливо не смолкая, она была счастлива. И не в подарке было дело - никогда.

– Пахнет лошадьми, - принюхалась принцесса носом-кнопочкой, вызвав усмешку на губах беловолосого Бастарда.

– Ты ездишь верхом?
– спросил он.

– Немного. Лили хорошая наездница.

– У тебя еще все впереди.

– Ты каждый раз так говоришь, - вдруг усмехнулась сама девочка, явно научившись у него - настолько характерным был изгиб ее губ.

– Но я ведь прав, - мягко возразил Хасин.
– Всему свое время, моя милая. И впереди тебя ждет много всего, что тебе предстоит постичь, попробовать и узнать. И даже больше, чем ты можешь представить.

– Я хочу знать все, что знаешь ты.

– Постарайся, и ты превзойдешь даже меня, - хмыкнул юноша.

– Но ты ведь поможешь мне?
– задрав вверх личико, спросила Анна, словно знала куда смотреть, хоть и была в повязке.

Остановившись, Хасин присел перед малышкой, беря в руки ее ладошки.

– Всегда, - тихо и серьезно произнес демон, снимая темную ткань с глаз девочки.
– Никогда не сомневайся в этом.

Анна смотрела на него своими детскими глазами, в которых были отнюдь не детские чувства: сомнения, страх, неуверенность в себе.

– Обещаешь?
– прикусывая губку, прошептала принцесса.

– Клянусь, - искренне и без намека на игру или шутку, произнес Хасин, тут же подтвердив клятву магией: нарисовав в воздухе печать обещания, он вплел ее в амулет Анны.
– Теперь ты всегда можешь призвать меня к ответу, - улыбнулся он малышке, коснувшись пальцами кулона на ее груди.