Слушали ее вопли с сочувствием. Как только окончательно стало ясно, что инвалид Коля - не оборотень и что местные жители на деле-то помогли своего арестовать - да еще за такие пустяки, как оружие в подполе и связь с бандой, - отношение к инвалиду стало меняться. Стыдливая растерянность какая-то появилась, если можно так сказать.

Соседки поспешили утешать плачущую жену инвалида Коли, говоря всем известные истины вроде той, что и в тюрьме жить можно, и так далее. Я вернулся в дом.

– Как подводы подойдут, двух солдат у тебя одолжу, арестованных в центр отконвоировать, - сказал опер.

– К вам? Арестованных?
– спросил я, упирая на множественное число в слове «арестованных».

– Ну да, в НКВД, инвалида и его жену.

– Ах да, она же вроде как соучастница, - кивнул я.

– Не «вроде как», а просто соучастница, на все сто процентов, - резко поправил он.

Тут и подводы подошли. Инвалида Колю и его жену усадили в машину уполномоченного, два солдата сели по бокам от них, уполномоченный велел шоферу доставить арестованных и сразу возвращаться к отделению милиции.

Солдаты принялись вытаскивать из подпола оружие и грузить ящики на три подводы. Пулемет гордо устроился на видном месте.

– Пускай в милицию везут, - сказал я, улучив момент, когда мы с уполномоченным были вдвоем.
– А нам пока лучше на след сходить.

– На какой след?
– обернулся он ко мне.

– Ну, на след подраненного оборотня. Вы ж из-за этого сюда приехали?
– и я рассказал ему о связанных с оборотнем вчерашних событиях.

– Ты что, хочешь сказать, что волк на ходу превратился в человека, а потом провалился в могилу?
– с явной угрозой в голосе осведомился он.
– Ты что мне потустороннюю пропаганду разводишь? Ты в своем уме?

– Никакой потусторонней пропаганды, - ответил я.
– Я рассказал вам о том, что видел, и знаю, что все это - какой-то хитрый трюк, нацеленный на то, чтобы сбить с толку преследователя - меня, в данном случае. И еще я знаю, что при дневном свете я этот трюк разгадаю, если только следы не совсем затоптаны ротозеями. Что-то там простое должно быть - и весьма остроумное.

– Хорошо, пройдемся - когда подводы отправим, - кивнул энксведешник.
– Но если ты мне насочинял...

Мы проводили подводы и направились по деревне в другую сторону, чтобы выйти на линию, связывающую железнодорожные пути и кладбище. Когда мы проходили мимо одного из последних домов, до нас донеслось мычание коровы.

– Э, да здесь эта старушка живет, что одного из убитых нашла?
– встрепенулся я.
– Вы ее допрашивали?

– Предшественник твой допрашивал, я в эту малость и не влезал, - ответил энкеведешник.
– Старушка как старушка, увидела мертвого и чуть не померла со страху. Ничего ценного рассказать не смогла.

– Почему у нее корова осталась?
– спросил я.

– Из гуманности советской власти. У нее сын парализованный, она одна за ним ходит. Про нас даже в московских газетах заметка была, когда мы ей корову передавали. «Забота о тружениках», или как там она называлась.

– «Передавали»? Значит, раньше у нес коровы не было?

– Почему, была. Мы ей ее собственную корову и передали. Оформили, так сказать.

– А, как бы взяли и вернули?

– Навроде...
– он взглянул на меня с начальственной угрюмостью.
– Ишь ты, какой пытливый. Еще вопросы есть?

– Есть, - я остановился перед ним, и ему тоже пришлось остановиться.
– Почему район оголили?

– То есть?
– в глазах его сначала возникло недоумение, потом он принялся буравить меня взглядом.
– Ты что себе позволяешь?

– Я только вопрос задаю. Район этот, что я получил в наследство, на удивление охраны лишен. Даже если сравнить его с другими районами, тоже разоренными, где тоже бандиты лютуют. Но у нас ведь, в отличие от других районов, и склады, и тупики с запасными составами, и уголь у нас, и поставки лендлизовские, и ценные трофеи германские. Где еще такое есть? И все это, словно нарочно, без призора оставлено. Вы сами только сегодня узнали, что последний складской сторож в бега подался, после того как вдоволь наворовал, а ведь это без малого два месяца назад случилось. Где вы были все это время?

– Ты что, обвиняешь кого-то в том, будто это специально сделано?

– А что делать, если приходит такая мысль? Ворам у нас раздолье, о головорезах и не говорю. В другие районы и подкрепления шлют, и патрули военные, хотя там и охранять-то особенно нечего. А мы - как черная дыра. Только после того как предшественника моего убили, временно воинскую подмогу прислали. Так это ж несерьезно. От этих солдат ничего требовать нельзя, потому что они не приучены к такой ситуации и никто с ними разъяснительной работы не вел. И не сегодня завтра их отзовут отсюда, и буду я на все руки со скуки, точно как мой предшественник. Как я вам склады уберегу? Про вагоны с углем и говорить нечего... И почему про оборотня упоминать запрещено? Чтобы к району лишнего внимания не привлекать? Так ведь есть какой-то гад, людей убивающий! И почему банда Сеньки Кривого еще на свободе? У меня такое впечатление, будто всяк и каждый знает, где его логово. Почему это логово еще не выжгли? Дайте мне несколько людей, в захватах опытных, - я вам завтра голову Сеньки на стол положу!.. Да, так вот я и хочу знать, почему наш район такой до странности заброшенный? Как вышло так, что с ценных объектов охрану убрали? Как вышло так, что племенных лошадей воровать позволяют и не следят толком за ними, будто сами не знают, зачем их сюда привезли? Почему здесь народ по волчьим законам зажил, и власти над собой не чуя, и не надеясь на защиту со стороны власти? И почему я эти вопросы задаю, когда это вам, в НКВД, надо их задать и призвать кого к ответу, если есть виновный, и разобраться, что тут, головотяпство или вредительство?!.