Принцесса вела себя так, будто наконец вспомнила о воспитании и положении. Она заходила лишь через двери, каждый день в новых платьях и с сонмом камеристок, отвечала учтивостью на всякое обращение, любезно беседовала. Понять причину подобной перемены было трудно, хотя Дуан и пытался. Догадка у него была лишь одна, строилась на наблюдении, сделанном еще во второй половине злосчастного первого бала.

Сестра избегала нирца.

Принц Арро вызывал у нее какую-то странную реакцию. Видя этого гостя с братом, — а Дуану его общество вполне нравилось — Розинда здоровалась и поджимала губы, нередко отводила взгляд. Принц, напротив, улыбался, но на любое его приглашение потанцевать следовало что-нибудь вроде:

«У меня болит нога».

«Я уже приглашена».

«Я устала».

Это удручало, но Дуан не мог не уловить и иную сторону: это выделяло. Да, несомненно, это сильно выделяло принца Арро среди других возможных избранников, ведь принцесса меняла кавалеров как носовые платки, ни с кем не задерживаясь и ни с кем не говоря ровно — то кокетничала, то жеманилась, то капризно требовала убираться от нее подальше. Отношение же к Фаарроддану о’Конооарру у нее было устойчивым, пусть и загадочным: молчание и потупленные глаза, но никаких грубостей.

— Что вы сделали с ней, мой дорогой ко’эрр? [5] — спросил Дуан однажды на балу.

Сестра как раз в очередной раз ускользнула, положив руку на плечо щеголеватому графу из провинции, раздувавшемуся от гордости на манер болотной лягушки.

— Ничего возмутительного, — негромко откликнулся нирский принц. Он смотрел Розинде вслед с непонятным выражением то ли смущения, то ли ласковой насмешки. — Мы танцевали. Она пробовала отдавить мне ногу, но у нее не получилось. Тогда она повела меня в сад.

— Не приставали ли вы там к ней? — хмыкнул Дуан и фамильярно подмигнул, в очередной раз забыв о манерах. — Смотрите, не шалите!

Впрочем, развязности либо не заметили, либо сделали вид. О’Конооарр без возмущения или недовольства удовлетворил королевское любопытство:

— Нет, что вы. Просто попробовал немного поговорить.

— О чем же? Надеюсь, вы не читали ей стихов? Она вряд ли любит стихи.

— Я рассказывал о нашей нирской жизни, не более. Впрочем, — принц потупился, — может, ей стало скучно и поэтому она…

— А ваша жизнь в Королевстве-Ha-Корнях столь скудна, что за рассказы о ней вас стоит толкать в фонтан? — невольно заинтересовался Дуан. — Вряд ли это так, поговаривают ведь, будто деревья, с которыми вы соседствуете, частично разумны.

Арро задумчиво склонил голову, потом все же ответил — не без сожаления:

— Если и так, то разум они скрывают. Разве что не дают себя рубить, только с молодой порослью можно сладить. Но наша жизнь занимательна другим. Нас любят… — Принц вдруг слегка усмехнулся. — Пираты. Нередко заходят к нам в гавани отдохнуть. Мой отец собирает с них небольшой налог за приют, но на их свободу мы никогда не покушаемся. Пусть себе ходят…

— Небольшой?.. Как щедро, — протянул Дуан. Он-то помнил, что две сэлты пребывания в нищем Нире стоят примерно как новые паруса для всей «Ласарры». — И что же, они вам симпатичны? Пираты?

Принц задумчиво постучал носком башмака по полу.

— Я часто смотрю на их суда в подзорную трубу, из окон нашего дворца на Первом Древе. Они… своеобразный народ, да, прежде всего, они — народ. Есть горный, приморский, заморский… а они морской. Отдельный. И каждый корабль — что-то вроде семьи. Большой или маленькой, счастливой или несчастливой, дружной или как у заморских сагибов. Но это — семья.

— Может быть…

Слушая, Дуан вспоминал то, о чем вряд ли стоит вспоминать, когда за окном льет такой дождь. А дождь рядил сильнее и сильнее.

— Простите, я поищу пажа с кубками, мне нужно выпить. И мы продолжим.

Сказав это, король Альра’Иллы пошел через залу. Он смотрел только себе под ноги и не слышал музыки.

Фиирт. Разными дорогами

Тайрэ стоял тогда у штурвала. Обрубков рук не было видно, он прятал их под плащом. Лува в эту ночь не оставила даже диадемы на небе, оно стало густым, низким и мутным. Такой же была вода. Возможно, близилась буря.

— Ино, твоя вахта начинается с восходом.

Наставник сказал это, едва заслышав отдаленный звук шагов по палубе, и пригвоздил принца к месту одной фразой.

— Не думаешь ли ты, что, в случае чего, я не удержу мою девочку? Она — плоть от моей плоти.

Дуан сглотнул, ощущая себя очень, очень жалким. В который раз забыл о том, что все следующие приливы «девочка» должна будет быть его кораблем. Нет, она никогда не смогла бы быть его, и абсолютно всем — и самой «Ласарре», и команде, и Дуану — было это ясно. Но это нисколько не беспокоило, он думал совсем о другом.