Шрифт:
– Интересно, кулаком или головой? – со вздохом спросила Хизер кого-то незримого. Очевидного ответа не было, можно было только спуститься и посмотреть на происходящее, оценить последствия удара.
Что, собственно, мысленно назвав себя самоубийцей, она и сделала. К молчаливому буйству капитана послушница уже успела привыкнуть, а узнать, из-за чего он вышел из себя, было не всегда просто. Заодно предоставилась отличная возможность поупражняться в скрытности, быстром беге и, в случае чего, выживании.
Осторожно спустившись, стараясь не скрипеть половицами, Хизер заглянула на кухню. Коннор сидел перед уже разожженным очагом, глядя в пол, сжав побелевшие кулаки. И испарялся.
– Эй, – тихо позвала девушка, – от тебя уже пар идет.
– А? – кулаки тут же разжались, гримаса то ли боли, то ли ярости слетела со смуглой физиономии, слегка запачканной сажей.
– Дымишься, говорю, – успокоенная уже адекватным поведением ассасина, послушница подтащила стул и уселась рядом.
– Это одежда сохнет, – поясняя, Радунхагейду смотрел, как парок поднимается от рукавов.
– Да ты кэп, – вспомнив прикол из интернета, слегка грустно улыбнулась Хизер: мировая сеть казалась уже чем-то фантастическим.
– Ну да. “Аквилы”, – удивился девичьей памяти ассасин, из-за чего ученица вообразила очередной мысленный фейспалм.
– Капитан Очевидность, я хочу сказать, – уточнила она.
– Ну, говори, – разговор стал походить на беседу двух шизофреников в сумасшедшем доме.
– Прости, это была шутка из будущего, – с тяжелым вздохом извинилась горе-юмористка. – Я все время забываю, что ты их не понимаешь.
– Все мы чего-то не знаем. На то и дана нам голова, чтобы учиться. – Коннор пошевелил кочергой поленья в очаге.
– Ты еще и философ, – вздохнула Хизер. – И каких только достоинств у тебя нет?
– Нет, не я. Мне эту фразу постоянно твердил учитель. – Легкая улыбка, мелькнув на губах индейца, почти сразу исчезла.
– Тогда он был мудрым человеком. Мне что-то подобное говорила бабушка, но по-своему. Жаль, плохо я ее слушала... – Хизер закуталась поплотнее в пыльную шкуру и чихнула.
– Старики всегда мудры. – Коннор вытянул перед камином затекшие ноги. – Мы редко слушаем их слова, потом не раз об этом жалеем. А еще позднее – сами оказываемся на месте старцев... если еще есть кому оказываться.
– Прекрати. Ты сам заговорил как старик, – Хизер шмыгнула и утерлась рукавом, – мне жутко от этого. Не настолько ты меня старше! Опыта, конечно, больше, но все же. Я еще хочу пожить. – Вот только грустных воспоминаний не хватало для полного счастья!
– Тогда все же лучше слушайся, – прокатился по кухне смешок Коннора, – а то точно помрешь с такой-то способностью нарываться на неприятности.
– Да проехали ведь уже! – раздраженно воскликнула девушка. – Теперь все время будешь упрекать?!
– Виноват.
Индеец вновь надолго замолчал. Хизер расчихалась и громче прежнего захлюпала носом.
– Так, – Коннор резко поднялся на ноги, – вот только этого не хватало.
– Да брось. Было бы о чем беспокоиться.
– В вашем мире – возможно. Только вот инфлюэнции мне не хватало. – Ассасин, повесив котел с водой над огнем, уселся на прежнее место. – Не до этого. Из-за какого-то дождика уже в соплях.
– Да фигня все, – гундося, загрустила разносчица инфекции: самочувствие действительно оставляло желать лучшего. Осенние ветра были холодными, пронизывающими до костей, а тут еще и лило как из ведра, и в доме царили сквозняки. Немудрено было с подобным набором подхватить болячку.
– Ничто не истинно... – В зрачках ассасина плясало отражение пламени очага.
– Тогда мне все дозволено.
Хизер устало зевнула. Хотелось горячего молока и меда, как в детстве, когда она простужалась. Бабушка всегда считала это лучшим лекарством, каждый раз доказывая всем остальным, насколько хорош в действии старинный рецепт. Тогда у Хизер было в жизни куда как больше приятных событий. Каждый год она ездила к бабушке в далекую Россию, в небольшую деревню у быстрой реки. Там девушка была по-настоящему счастлива и свободна.
Но все было потеряно. Одной столь же дождливой ранней осенью отец не приехал забрать дочку домой. За ней прилетела мать. Больше в Россию девочка не возвращалась и не видела любимую бабушку.
Тело, как оторвавшееся от корней дерево, ныне засыхало на койке в “Абстерго”. Никаким медом это не исправить.
– Совсем скисла, как молоко, – оказывается, Коннор наблюдал.
– Что? – дрожь пробрала Хизер до кончиков пальцев: он что, мысли читать умеет?
– Как молоко, – повторил индеец. – Иногда оно портится от одного только присутствия людей с таким выражением лица. Кстати, молоко есть у соседей. Сходить?