Шрифт:
– Список чересчур длинный. Ты знаешь, как его сократить?
Гермиона посмотрела на девять выписанных ею имен, – буквы неряшливо прыгали по бумаге из-за необходимости писать левой рукой, – и озадаченно перевела взгляд на монитор.
– Полагаю, наши представления о том, что такое «чересчур длинный список», да и просто «длинный список» в принципе, сильно разнятся.
– А тебе не кажется, что отследить десять человек – это непомерная задача? Дело не в списке, а в том, что в нем содержится.
Гермиона вздохнула, закрыла глаза и прижала пальцы ко лбу. Сказать по правде, она даже не знала, что именно должна искать. Она обнаружила имена друзей, членов семьи, бизнес-партнеров, женщины, которая подала на Кайзера в суд за то, что тот разбил ее машину. Гермионе не попалось ничего стоящего. К тому же то, что им было нужно, вообще могло быть изъято из публичного доступа. Сейчас она даже не до конца понимала, зачем вообще предложила сюда прийти, но тогда это было первым, что пришло в голову, лишь бы не дать психованному Малфою наделать глупостей.
– Как ты предлагаешь…
– Назад.
– Куда назад? – Гермиона развернулась, чтобы в случае чего иметь возможность одарить Малфоя соответствующим презрительным взглядом.
Золотистый дневной свет расцветил его кожу: он выглядел теплее и мягче, а скользящие по лицу тени придавали лицу совсем другое выражение. Гермиона смотрела на него пару секунд, а он будто позволял ей себя изучать, потому что ответил лишь несколько мгновений спустя.
– Вот сюда, – взмахнул рукой в воздухе. – Вернись туда, где ты только что была.
Она прокрутила страницу, и Малфой перегнулся через ее плечо. Кровь прилила к коже, когда Гермиона почувствовала тепло его тела. Она просто знала, что это он, так близко к ней. Ей и в голову не могло прийти, что когда-нибудь она привыкнет к тому, что Малфой по собственной воле будет вторгаться в ее личное пространство. А как же грязнокровки – рассадник маггловских микробов или что-то в этом роде?
С самого первого дня в Хогвартсе Гермиона не сомневалась, что случись ей коснуться Малфоя, это вызовет у него отвращение. Неприятен будет даже легкий мазок одеждой или нечаянное прикосновение в коридоре во время школьной толчеи. И не то чтобы это когда-нибудь ее заботило – уж по крайней мере не так, как могло бы беспокоить девушку, скорее, это было возмущение Я-Же-Тоже-Человек, – но время от времени она все равно об этом задумывалась. Если, например, он дергался в сторону, лишь бы не задеть ее, или менял маршрут, чтобы держаться подальше. Трудно было не думать о том, что другого человека выворачивает наизнанку от одной только мысли о прикосновении к тебе. Но дела обстояли именно так, и Гермиона всегда об этом знала. Поэтому то, что теперь Малфой был рядом и даже дотрагивался до нее (обычно в приступе гнева), казалось очень странным. Она не могла не реагировать на такое. Ведь это же не обычное прикосновение. Это Малфой… Малфой, а это всегда всё меняло.
– Вот здесь, – Гермиона только сейчас поняла, как близко находится его лицо: сместись она всего на чуть-чуть, и смогла бы почувствовать щекой прядь его волос.
– Что это?
– Это… Фелициан Джургелионис. И это зацепка.
– Что… Почему ты так решил? – Гермиона покачала головой, во второй раз перечитывая документ.
Зашуршав одеждой за ее спиной, Малфой выпрямился, а затем протянул ей маленький сложенный квадрат. Развернул бумагу и ткнул пальцем прямо под упоминанием о Кайзере.
– Мы найдем его адрес и вечером отправимся в Польшу…
– Что? Ты… Ты серьезно хочешь поехать в Польшу, которая, кстати, нам совсем не по пути, и найти того парня, которому он продал машину, только потому что «Фел», «онис» и «Польша» оказались рядом? Ты тратишь свое время и силы только на основании…
– Больше не на чем, Грейнджер, и честно говоря, я считаю, что это очевидно…
– Это может быть совпадением…
– Я в них не верю.
– Рада за тебя, Малфой, но я верю, – Гермиона снова покачала головой и, опустив испещренный засохшей кровью листок, сконцентрировалась на информации на мониторе. – Это просто блажь какая-то.
– Это не блажь. Ты никогда не рисковала, ведь так? Да это и не имеет значения. Делай, что хочешь: оставайся, проваливай, мне все равно. Я прав и отправляюсь именно туда.
Он вырвал из ее рук бумагу и сложил, с подозрением оглядываясь по сторонам. Засунув листок в карман, снова посмотрел на Гермиону, ожидая, что та начнет спорить и доказывать ему, что он ошибается. Как обычно. Они всегда пытались убедить друг друга в собственной правоте.
– Я рисковала множество раз. Но это были продуманные и разумные риски. Это не тот случай. Это машина.
– Это может быть зашифро…
– Или это может быть просто машина.
– А может быть, мы и ищем машину.
Гермиона фыркнула:
– Сомневаюсь. В этом нет никакого смысла.
– Не во всем в мире есть смысл.
– Но в его решениях он есть. Они всегда что-то отражают…
– А откуда ты знаешь, что эта конкретная машина не была для него чем-то настолько особенным, чтобы использовать ее? Разве не разумно выбрать нормальный и обычный предмет хотя бы потому, что никто никогда не догадается, что к чему?