– Отец, - я затянул в палату и улыбнулся. Папа полусидя на кровати изучал что-то в компьютере, - к тебе можно?

– Макс?
– он поднял на меня удивленный взгляд.
– Ты же вчера вроде заглядывал. Что-то случилось?

– Нет, ничего не случилось, - на сердце царапнули кошки: неужели папа настолько не рад меня видеть? А вот каждый раз, когда приходит Настя, он тут же светится, как новенькая лампочка.
– Просто решил заглянуть. Что делаешь?

– А-а-а, ничего серьезного, - он махнул рукой и резким движением закрыл ноут.
– Как дела на работе?

Да уж. Не «Макс, как настроение?», «Макс, что нового?». Только о работе и может спрашивать.

– На работе все хорошо, - сухо ответил я. И зачем только пришел? Знал же, что так и будет.
– Сегодня заключили контракт с одним крупным клиентом.

Про историю с Иванчуком я благоразумно промолчал. Оставалось надеяться, что этого неуемного убедил наш цирк.

– А Настенька как? Справляется? Ее никто не обижает?
– его голос заметно потеплел, и я вновь почувствовал раздражение. И чем его только зацепила эта девчонка? Впрочем, сам хорош.

– Настя молодец, - я тоже улыбнулся.
– Справляется, крутится, как белка в колесе. Теперь почти не отличить от обитателей вашего серпентария.

– Нашего серпентария?
– удивился отец.
– Ты про КьюМедиа?

– Про весь бизнес-центр, - пояснил я.
– Ходят все такие важные, надутые. А по факту - клерки.

– Началось, - он закатил глаза.
– Эту занимательную историю про то, как ты относишься к офисной жизни, я уже сотню раз слышал. Избавь меня, пожалуйста, от этого.

– Нет-нет, - мне не хотелось ругаться с отцом. Я едва ли не впервые почувствовал, что колючки, которые по привычки высовывались едва мне стоило услышать его голос, вжались внутрь. И каждое его недовольное мной слово вновь причиняло боль, как в детстве. Усмехнулся, - Меня теперь тоже от них не отличить, но я и не против. Мне нравится то, чем я сейчас занимаюсь, если честно.

В палате наступила тишина. Отец смотрел на меня испытующим взглядом, будто бы не верил в то, что это говорю я. Я - ярый противник клерков и прочего офисного сброда. Я - который никогда не понимал, зачем просиживать брюки за неудобным столом, если все то же самое можно делать дома. Я - тысячу раз говоривший, что срать я хотел на весь бизнес отца и ту империю, что он возводил.

– Правда нравится?
– неуверенно переспросил отец недоверчиво.

– Правда, - я присел на стул для посетителей.

– Это хорошо, - тихо пробормотал отец, все еще не отводя глаз.
– Ты будешь мне помогать, когда я выздоровлю?

– Ты только побыстрее выздоравливай, - по-доброму усмехнулся я.
– А то чем дольше болеешь, тем выше риск того, что желание пропадет.

– Никаких пропадет, - хрипло засмеялся отец.
– Я теперь с тебя не слезу.

– Звучит угрожающе.

– Твоя мать звонила, - неожиданно произнес он, - спрашивала, не переписал ли я завещание.

– Да она в своем репертуаре, – буркнул я.

– Это точно… - папа прищурился.
– Про тебя еще спрашивала.

– У меня нет завещания, с чего бы? – нахмурился я. Мать про мою персону вспоминала стабильно раз в год, осенью. Чем было связано это обострение материнской любви я не знал, но подозревал, что после жаркого лета с любовниками иностранных мастей к ней возвращался разум. Ну или нападала осенняя хандра. Хотя какая может быть осенняя ханра, если все, чем ты занимаешься – мотаешься по заграницам с целью найти кого побогаче. И как только отец – такой спокойный и рассудительный трудоголик – на нее клюнул?

– Спрашивала, не собираешься ли ты жениться, – чему-то усмехнулся отец.

– Не собираюсь, – резко ответил я, – а что, ей внуков понянчить захотелось?

– Скорее, она беспокоится, что придется мое завещание еще и с твоей супругой делить.

– Пап! – я раздраженно поморщился. – Мне неприятно слышать о каких-то там завещаниях, вот вообще.

И это была чистая правда. Как бы часто мы с отцом ни ругались, я никогда не думал о его смерти как о чем-то позитивном. Наоборот, все внутри переворачивалось и сжималось.

– Да я еще и тебя переживу, – рассмеялся отец. – Я к тому клоню, что она скоро может возникнуть на горизонте. Может, попробуешь наладить с ней отношения?

– Нет желания, – я пожал плечами. Эта женщина множество раз пыталась идти на контакт, и лет так до двадцати я и правда давал ей эту возможность. Но постоянно оставался у разбитого корыта, как в небезызвестной сказке. Чувствовал себя надоевшей игрушкой. Она приезжала в столицу, одаривала дорогими презентами, начиная с новомодного смартфона и заканчивая поездками на какие-нибудь дорогие курорты. Знакомила с новым ухажером, приговаривала шепотом: «Ну этот-то точно моя судьба!». А потом… пропадала. Без предупреждения, смсок, звонков. Я переставал для нее существовать на следующие триста шестьдесят пять дней.