В скором времени всех созвали смотреть экзекуцию. Обычное дело на “Неустрашимом”. Норрингтон не видел порок с тех пор, как перестал плавать на отцовском корабле, и на “Разящем” поддерживал дисциплину другими методами, но в целом не считал совсем ужасным то, что на военном судне телесные наказания существуют. Однажды, впрочем, заступился за какого-то матросика, поскользнувшегося на мокрой палубе и налетевшего на боцмана. Наказывать за такое было бы совсем глупо. В этот раз проступок был как будто серьезнее. Кого-то не оказалось на месте при повороте, что замедлило маневр. То, что ради публичного наказания со своих мест были согнаны абсолютно все, по всей видимости, никого не волновало. Провинился щуплый очкарик из прессованных. У адмирала не было ни малейших сомнений, что наказания болезненный парнишка не выдержит. Джеймс попытался вмешаться, напомнил капитану, что с курса они не сбились, вражеский корабль сейчас не преследовали, так что краткая задержка по факту не навредила. Капитан Вир выслушал со всем вниманием, подозвал каптенармуса и строгим, но по-отечески ласковым тоном сказал, чтобы виновному всыпали не двадцать, а десять плетей. Зная, как секут на “Неустрашимом”, Норрингтон ожидал, что мальчик отдаст богу душу после пятого удара. Не отдал, хотя в лазарет его отнесли на руках. Все стали расходиться. Онемевшего от ужаса новенького за руку увёл добрый Датчанин. Каптенармус проводил их глазами, но сам не торопился уходить, всё ещё глядя на то место, где лежал связанный Очкарик, и ударяя себя стекомпо ноге, будто в такт продолжающейся экзекуции. Его бледное лицо порозовело, глаза стали маслеными, тонкие губы приоткрылись в счастливой улыбке.

– Мистер Клэггарт, с вами всё в порядке?

Каптенармус вздрогнул от неожиданности.

– Простите, адмирал Норрингтон. Немного задумался. Сейчас же вернусь к своим обязанностям.

– Будьте любезны.

========== Часть 3 ==========

Генерал! Только душам нужны тела.

Души ж, известно, чужды злорадства,

и сюда нас, думаю, завела

не стратегия даже, но жажда братства:

лучше в чужие встревать дела,

коли в своих нам не разобраться.

(И. Бродский)

Наверно, стоило навестить бедного мальчика, но как-то завертели дела, всех поротых всё равно не навещал, да и знакомство, мягко говоря, не близкое. Парнишка только испугается визита кого-то настолько старшего по званию. Адмирал даже имени его не знал, только случайно услышал, что остальные зовут Очкарика Новичком, но даже в мыслях было глупо называть так человека, оказавшегося на корабле раньше него. Мешок с трупом из лазарета не выносили, значит, всё не так плохо. И всё же зайти к лекарю в скором времени пришлось. Угораздило поскользнуться на мокрой палубе (Да хватит уже драить! Дайте высохнуть!) и немного оцарапать ладонь. Ничего серьезного, но всё же лучше обработать и перевязать. Оказалось, хуже.

– Мистер Клэггарт! Что вы себе позволяете?!
– зрелище, открывшееся взору, напомнило адмиралу, что, даже заходя в места общего пользования, иногда неплохо постучаться.

– Я счел своим долгом навестить больного.

– Который не был бы больным, если бы вы его не наказали, и про которого так мило пошутили “не может идти, пусть ползёт”? Вы само сострадание, каптенармус, а теперь застегнитесь!

Каптенармус принялся выполнять приказ. Очкарик (впрочем, сейчас очков на нем не было, уж лучше, как остальные, звать Новичком), похоже, хотел что-то сказать, но не решался. Ничего, успеет, его еще придется учить составлять жалобу…

– Виноват, адмирал… Шутка и вправду была неудачной, но не мог же я оставить его проступок безнаказанным?

– А я ваш не могу!

– Адмирал Норрингтон, это совсем не то, что вы подумали.

– Вы даже не представляете, что я сейчас подумал! Но вы во время трибунала узнаете!

Тут голос подал Новичок.

– Простите, сэр… Я не должен вмешиваться… Но мистер Клэггарт всего лишь по-отечески утешал меня!

– Господи! Ничего не хочу знать о вашем отце и о его детях! –однако продолжил адмирал уже спокойнее, - Я всё понимаю, вы под судом не окажетесь, можете не беспокоиться, ваше имя на процессе тоже не прозвучит. Вы больны и в подчиненном положении…

– Пожалуйста, сэр! Мистер Клэггарт ничего плохого не делал! Вы не так поняли! Он только по-оте… м… По-дружески обнял меня!

– Расположившись на вашей койке… - адмирал думал продолжить фразу, но заметил выражение лица матроса. Он не боялся Клэггарта, он беспокоился за него. В прищуренных слабых глазах без очков читалась отчаянная мольба не вредить каптенармусу. Скотине, назначившей за ничтожный проступок двадцать плетей, а потом пришедшей развлекаться к избитому, наплевав на его здоровье. Конечно, на любом корабле рано или поздно… начинает сказываться отсутствие женщин. К этому можно по-разному относиться, тем не менее, обычно на это приходится закрывать глаза. Но Джеймсу казалось, если кто-то, пользуясь своим положением, вот так “навещает” человека, совсем недавно под руки притащенного в лазарет, следует вмешаться. И вот мир в очередной раз доказал, насколько он непрост. Это даже не пират, спасающий тонущую девушку. Казалось бы всё однозначно. И вот понимаешь, что, наказав преступника, сделаешь хуже жертве. Каптенармус всё это время держался с исключительным спокойствием. Может быть, и вправду, что-то было неверно понято? Защищать человека, который тебе вредит - это как-то совсем нездорово… А парень вроде нормальный… Относительно. Адмирал приложил ладонь ко лбу.

– Ладно. Я не капеллан. Матрос, если вы передумаете, всегда можете написать жалобу… Лекарь давно ушёл? Где он?

– Значит, не за дверью… - мрачно проговорил каптенармус, хотя понял это еще до разговора.

– Ладно, чёрт с ним!
– на адмирала уставились две пары никогда не видевших Тортуги глаз, но ему было всё равно. Царапины можно водой промыть и платком перевязать. Нечего было сюда приходить. Вот уж действительно: меньше знаешь, крепче спишь!

Хотелось сорваться на лекаре, который чёрт знает сколько времени чёрт знает где шляется, когда у него пациент в лазарете, но лекарю в тот день повезло. Джеймс вышел на палубу, которую уже послушно перестали драить.

– Хорошего дня, сэр!
– улыбчивый матрос увидел, что таким солнечным днем кто-то не в духе, и захотел поддержать.

– И вам, матрос, приступайте к своим обязанностям.

Джеймс вспомнил, что он заперт в бедламе, со всех сторон окруженном водой, и что-то сделать с этим практически невозможно. Уже у себя в каюте он окончательно решил не придавать делу законный оборот. Позже в своём решении пришлось жестоко раскаиваться.

========== Часть 4 ==========

Я считаю, надо сказать мерси,