Шрифт:
– Давай посмотрим, что это. Скажи мне, не таясь, что ты думаешь обо мне?
А вот такой вопрос стоило бы задать Элизабет. И посмотреть, что взяло бы верх: воспитание или искренность. Нет, хорошо, что не спросил. Перед глазами во всех подробностях встала картина из прошлого. Вот точно так же у фальшборта стоят две другие фигуры: юного лейтенанта и подрастающей девочки. Она что-то щебечет про пиратов. Видит в них кого угодно, только не убийц, насильников и грабителей. Мечтает о приключениях с ними. Кто просил лейтенанта, человека взрослого и военного, пытаться рассказать ребёнку, как все обстоит в реальности? А делиться своей надеждой, раздать всем пиратам по пеньковому галстуку? Девочка в ужасе отшатнулась. Даже губернатор сделал замечание. Это как же надо было не следить за языком? И неужели уже с тех пор всё пошло не так? И он был отвратителен мисс Свонн все эти годы… Она говорила, что считает его хорошим человеком, но настоящую симпатию начала проявлять только на “Черной жемчужине”. Или настоящее сочувствие, но разговаривать стало проще. Либо раньше ее тяготили светские условности, либо по уши в дерьме он ей больше нравился… Мечты сбываются! А лорд Беккет с помощью врученного ему сердца Джонса теперь запросто может раздать пиратам по пеньковому галстуку. С губернаторской дочкой еще могут возникнуть проблемы, а вот с её друзьями и новым женихом (уже мужем?) нет. То-то она будет благодарна тому, кто отдал это сердце в такие надежные руки… Может быть, стоило просто проткнуть этот кусок мяса? Кажется, с этим связана еще какая-то легенда, не всё так просто… И Билли оказался не так прост: он ушел от ответа.
– Я раньше не встречал таких, как вы.
Голос каптенармуса зазвучал резче:
– Ты винишь меня в смерти Дженкинса?
– ну давай, еще скажи, что ты ни в чем не виноват…
– У вас были причины делать то, что вы делали.
О как! Что, прямо причины? Что-то, кроме непрофессионализма и удовольствия от чужих мучений? Но причины адмиралу узнать не довелось. Клэггарт направил разговор в несколько иное русло.
– Если ты так думаешь, тогда почему ты опроверг мои слова перед капитаном?
Он что, еще и обижается? Вот скотина.
– В своем невежестве я не мог понять причину, - а, все ж таки, - Я знал правду и сказал её.
Тон каптенармуса сменился.
– Море спокойное, ты сказал, тихое. Спокойное на поверхности. Но внизу мир скользких чудовищ, охотящихся за себе подобными. Все они убийцы. Сильнейший выживает. Кто скажет, что нечто иное происходит здесь, на судне, или на суше?
– он что, в философию решил удариться на ночь глядя? Оказалось, не совсем.
– Ты знал о моей репутации, но осмелился сказать то, что называешь правдой, почему?
А ты как думаешь, почему? Из-за тебя его сослуживец погиб, да любой нормальный капитан снял бы тебя с поста, а то и отправил бы под трибунал! Который, кстати, по тебе давно плачет. Адмирал стиснул зубы. Это с какой наглой сволочью приходится работать? Якорь ему в глотку! В первом же порту надо будет отослать рапорт на перевод! А еще приходится работать с блаженным идиотом… Бадд всё же идиот.
– Я знаю, что некоторые люди боятся вас. Ненавидят вас. Но я им сказал “вы в нём ошибаетесь”.
Похоже, даже каптенармус удивился:
– Почему, скажи?
– Никто не может получать удовольствие от жесткости!
Как тебя команда называет? Детка? Детка, говори за себя! Или поезжай на Тортугу. Ты, на своё везение, не легавый, но уже за твою идиотическую улыбку тебя познакомят с таким количеством местных забав, что ты обрадуешься, когда тебя, наконец, столкнут в навозную лужу и оставят в покое! Ну ладно, не обрадуешься, допустим. Но воспримешь как передышку, это точно. И злиться на них будешь, примерно как на погоду: да, ливень, стоит надеть сапоги. Да, сброд, стоит достать шпагу… И здесь сброд. А ведь казалось бы, имперский корабль… И Билли здесь любят. Ну, или жалеют. Пираты были бы безжалостны. Впрочем, не безжалостнее Клэггарта в свободное от бесед время.
Вот и сейчас каптенармус перешел на любимую тему.
– Нет? Скажи, ты боишься плети?
– Да.
– И ты скажешь правду снова?
– похоже, Клэггарт решил запугать парня и тем самым себя обезопасить. Да, с Очкариком он явно справлялся лучше.
– Сказать её дело чести, если капитан просит!
– и снова обожаемый капитан! Адмирал даже позавидовал, о нем никогда не говорили с таким обожанием. А Билли и вправду иногда лучше держать язык за зубами. Надо же соображать, с кем говоришь! Да таким тоном, что кто угодно изойдет на ревность.
Каптенармус рассмеялся и матрос подхватил. Вроде бывают же какие-то проблески, мог бы и уловить, какой “очаровательный” сейчас у каптенармуса смех, тут же даже думать не надо, просто слушать. И прервался каптенармус первым.
– Почему ты смеёшься?
– Смех - это хорошо, сэр! И… х-хорошо, что вы смеётесь.
– Смех - это хорошо? Даже смех дураков без причины?
– Нет, сэр. Вы не смеетесь без причины, - вот сейчас по глупости ляпнул или съязвил? Наверняка, и Клэггарту интересно…
– Над чем я тогда смеюсь?
– Не знаю, сэр, но я думаю, вы смеётесь над собой, - адмирал решил, что, когда Убогого потащат на экзекуцию, он заступаться не станет, вот сколько бы ударов ни назначили. А то парень так и не поумнеет.
– С чего бы мне смеяться над собой?
– вот именно, он смеется над тобой.
– Бывает время, когда все люди смеются над собой. Они делают ошибки. Ведут себя как дураки…
– Они смеются… Скажи мне, в своём неведении ты осмеливаешься меня понимать?