Но чтобы править Степью - надо быть степняком.

Конан то ли не понимал, то ли отказывался понимать то, как устроена жизнь к востоку от Вилайета.

Конан заставил склониться перед собой многих степных ханов, иных убил, иных изгнал. Но само устройство жизни подвластных ему гирканцев он не тронул. Ими по-прежнему правили их урожденные ханы. Гирканцы любили родословные. Едва ли не единственное, что они писали своими странными квадратными рунами, были генеалогические древа их владык. Их ханы возводили родословие к древним богам и героям. Вековая традиция, а также милости, которые они оказывали своим подданным в дни засухи или джута, делали их власть несомненной.

Конану подчинялись только ханы, боявшиеся его закованных в бронзу и вываренную кожу всадников, сметавших гирканскую конницу, как смерч сносит стог сена. Но во внутренних делах своих племен ханы оставались полновластными господами. Стоило им молвить лишь слово, и, верные своим законным повелителям, гирканцы бесчисленных племен, обратили бы свое оружие против киммерийцев.

Их вообще ничто не связывало с новыми повелителями Степи.

Конан не успел изменить этот порядок, или не знал, как это сделать

И все же он был слишком грозным воителем, чтобы против него, пока он был полон сил, смели возвышать голос, или поднимать меч.

Старея, Конан все реже предпринимал карательные походы против непокорных.

Власть Каганата слабела на глазах, хотя со стороны он выглядел грозной державой.

Конан передал власть сыну, и, воспользовавшись этим, гирканцы подняли большой мятеж.

Тогда в Степь устремились отряды тяжело вооруженных киммерийских всадников. Они громили восставших в битвах, сжигали их становища, отгоняли стада лошадей и скота. Но смута все не прекращалась. Единого вождя это восстание не имело, и обездвижить змею, лишив ее головы, было невозможно.

Потерпев поражение в бою, гирканские ханы охотно валились в ноги грозному великому кагану, приносили все новые клятвы, отдавали в заложники сыновей...

А потом, только отъехав от ставки своего повелителя, вновь начинали интриговать, подбивать к бунту простолюдинов, искать поддержки у других царей Степи - у массагов или у аваханов, в Старом Иранистане или даже в Па-Те-Ни.

Быть может, Конана им и удалось бы обмануть мнимым смирением.

Но корону великого кагана носил теперь Каррас.

Каррас, сам был наполовину оюз, внук Гуюк-хана, он с молоком матери впитал истинно гирканские коварство и жестокость.

Потому Каррас недолго гонялся по просторам Степи за ханами-изменниками. Он сделал вид, что подался на их уловки, и вернулся в коренные владения киммерийцев, где кочевала сама Орда.

Там Каррас предался разгулу и пьянству, празднуя свои победы.

По всему выходило, что Каррас храбрый, но пустоголовый человек.

Среди гирканских ханов тогда возникла мысль, что они смогут использовать его в своих целях, что теперь не они будут подчиняться Орде, а глупый владыка Орды будет сражаться в их войнах.

И, как будто подтверждая эти мысли, Каррас действительно послал брата своего Адара, чтобы тот разграбил пограничные крепости массагов, с которыми воевали тогда керты.

Через три года правления Карраса, когда события первого года его царствования казались едва ли не давно минувшей стариной, Каррас нанес ответный удар.

Вычислив нужное количество священных "девяток" (девятьсот девяносто девять дней прошло после того, как он принял корону), Каррас назначил великий праздник.

К главной ставке Карраса, расположенной в устье великой реки Разадан, съехалась вся киммерийская знать.

Прибыли так же послы от сопредельных правителей.

Из-за моря Вилайет приплыли западные киммерийцы, еще помнившие о былом родстве.

Пиршество было неслыханным.

Не было числа зарезанным баранам, козлам, коням и верблюдам. Столы текли жиром и мясным соком. Мясо домашних животных, дичь и рыба, фрукты и белый хлеб, рассыпчатый рис и мед с горных лугов были столь изобильны, что даже закованным в колодки рабам и даже собачьему народу доставались сочные куски.

Рекой лилось вино, пиво и хмельной черный кумыс.

Люди объедались и опивались до одурения, до того, что самых утомленных бражничеством и обжорством верные слуги бесчувственных относили в шатры.

Несколько дней шли состязания борцов и лучников, скачки и гонки на колесницах.

В другое время пирующих развлекали танцоры и жонглеры, фокусники, музыканты и сказители.

Так пировал Каррас восемь дней. За это время выпил он немыслимое количество кумыса, выслушал множество славословий и принял множество клятв верности.

На девятый день, собрав всех крупнейших гирканских ханов с семьями и приближенными, Каррас долго пировал с ними, слушал их хвалебные речи, обнимался и целовался, как с равными.